Я сделаю нам больно
Шрифт:
Останавливается напротив её двери. Душит внутри желание ворваться и вымаливать прощение. Сделать пересадку сердца, мозга, да чего угодно, только бы она не вспомнила этот вечер.
Опускается на пол, облокачиваясь спиной о стену. Бьется головой, тихо подвывая. Больно до охерения. И это чувство умножается в десятки... сотни раз, когда он слышит тихие всхлипы по ту сторону двери.
...
– Ты проснулась?
Лучше бы не просыпалась...
Мила закуталась в тёплый халат и отошла от окна. Солнечная погода казалась мерзкой.
Девушка опустила опухшие глаза в пол. Почувствовала, как сердце затрепыхалось в груди. Только бы не заметила.
– Я плохо спала сегодня...
– стряхнула с лица отрешенность, и выжала из себя улыбку. – Пару часов от силы.
– Что-то случилось? – мама оставляет дверь открытой, и подходит ближе. Пытается заглянуть в лицо дочери, но та снова отводит взгляд, делая вид, что озабочена несуществующим пятном на халате. – Что с лицом? Подожди... ты что? – цепляет пальцами острый подбородок. – плакала?
Чёрт...
– Нет...
– замешкалась, в поиске ответа. Судорожно сглотнула, мысленно проваливаясь под землю. Почему-то счастье матери сейчас казалось первичным. Что будет, если она всё расскажет? Она сломает жизнь всем. Волной грязи запачкает всех, кто ей дорог. А кто ей дорог? Мама. Павел? Нет. Но он важная составляющая материнского счастья. – я выгляжу ужасно...
– ещё одна натянутая улыбка. – да?
– Мил, в чём дело? – волнение в глазах напротив росло с каждой секундой.
– Что произошло? – женщина повысила тон, приглаживая растрёпанные пряди девушки.
– Всё нормально, мам...
– лихорадочно провела пальцами по лицу. Внутри неё что-то с треском осыпалось. Дыхание сбилось, а собственное воображение подкидывало дров, в виде картинок вчерашнего кошмара. – Кажется, у меня аллергия на клей...
Господи, что она несёт?! Что за чушь ты выдумываешь, Мили?!
– Что? – Оксана пронзила дочь сканирующим взглядом. – Какой ещё клей??
– Ресницы, мам...
– попыталась успокоить маму и успокоиться самой. – я вчера приклеила накладные ресницы. Потом всю ночь плакала... это жутко больно. Я думала, что лишусь глаз...
Мила... ты фееричная лгунья.
Но, ведь убедительно! Так ведь?
– Ты это серьёзно? – настороженный взгляд никуда не делся, но всё же плечи Оксаны заметно расслабились.
– Да... плюс к этому: плохо спала.
Девушка, наконец, сосредоточилась на матери. Твёрдый и уверенный взгляд остановился на карих глазах напротив. Ресницы нечаянно дрогнули.
– А сейчас? Уже нормально?
– Почти. Я хотела поискать глазные капли в аптечке. Или антигистаминные лекарства. У нас есть?
Изящные брови выгнулись дугой. Внешнее спокойствие шло в резонанс с ревущей в груди обидой. Она ломала рёбра. Она так и не отпустила её. И... отпустит ли вообще?
– Есть...
– мама отступила на пару шагов и обвела дочь душащим взглядом. –
– Пять минут мам. Только зубы почищу? – стянула на поясе халат, до сих пор ощущая жжение на коже в местах, где были его руки.
– Давай. Илья с Пашей уже за столом.
– Бросила на Милу короткий взгляд, выскальзывая из комнаты.
– Илья? – она не верила своим ушам. Он что, здесь?! Вся кровь отлила от лица. Словно ей дали пощёчину. До дрожи отрезвляющую. И утягивающую за собой в её персональный ад.
– Да. Он сегодня ночевал здесь.
??????????????????????????
Глава 38
То есть как: ночевал здесь?
Эта фраза билась в мыслях раненной птицей. Нет, она не готова была сейчас с ним встретиться. Как ей вести себя? Если при одном взгляде, вдохе его привычного парфюма, у неё начнётся неконтролируемая истерика?
Чего он добивается? Чего хочет? Он и так сделал всё, чтобы сейчас Мила чувствовала себя сломленной. Раздавленной, опустошеной.
Из рук все валилось. Кое-как девушка приводит себя в порядок. Наспех одевается и по инерции хватает телефон.
У двери задерживается. Понимает, что оттягивает неизбежную встречу. Если она помедлит, за ней обязательно придут. И Мила уверенна, что Леднёв вызовется первым.
Этого она не вынесет. Уж лучше встретиться с ним при свидетелях.
Каждая ступенька, кажется очередным кругом ада, и каждая из них ведёт в самую настоящую преисподнюю. Вот только их не семь... В два, а то и в три раза больше.
Очередной шаг врезается тонкой иглой в сердце. Пронизывая его насквозь и, оставляя незаживающие следы. Они будут всю жизнь кровоточить. Как научиться с этим жить?
Его спину она видит в первую очень. Сгорбился, локтями упёрся в белую скатерть. Он расположился по правую руку от отца.
Мила задерживает дыхание и быстрыми шажками проскальзывает мимо Ильи.
– Доброе утро, - еле шевелит губами. Садится возле мамы, пристраивая рядом с тарелкой телефон.
– Доброе, - отзывается Павел.
– неужели вчера было настолько скучно, что вы оба, - водит между парнем и девушкой пальцем, - оказались дома раньше нас?
– Пап, не начинай… - тихо произнёс Леднёв младший, не отрывая взгляда от тарелки. Ковырял содержимое вилкой, но ел.
Кусок в горло не лез. Да? что там еда? Кажется, весь кислород превратился в стекловату, и резал глотку при каждом вдохе.
Не смотрит на неё. Прямо: нет. Лишь украдкой цепляется за её красивые черты лица. Думает, что никто не видит?
А Мили, словно высеченная статуя, замерла в одной позе. Оцепенела. Пыталась контролировать свои движения, подавая мозгу команду: вести себя, как обычно. Но все тщетно. Она на тонкой ниточке висела над бездной. Вот-вот рискуя сорваться в пропасть.