Я сделаю нам больно
Шрифт:
– Я же говорю, что всё исправлю, – Илья сам отталкивает от себя отца. Отворачивается, склоняясь над раковиной и, выкручивая вентиль с холодной водой, – разберусь.
Брюнет набирает пригоршню и окунает в неё лицо. Почти ничего не чувствует.
– Разберёшься?! Ты уже разобрался. – Павел запускает в тёмные волосы пальцы и, выдыхая через рот, наблюдает за сыном, – когда это случилось?
– Это неважно.
– Я спрашиваю, когда это случилось?! Когда ты, чёрт возьми, потерял свою голову, Илья?! – проводит дрожащей
– На днях, – бросает через плечо, сплёвывая в раковину кровь.
– Животное… как я теперь в глаза буду смотреть девочке? А?! Как я буду смотреть в глаза Оксане?!
– Ты ведь в командировку собирался? – чуть слышно хмыкнул.
– Ты паясничать ещё будешь? – дёрнулся, но остановился, сдерживая порыв еще раз вправить мозги своему чаду. Поздно. Поздно для всего. Голос отца казался приглушённым. Будто сквозь толщу воды, он отталкивался от стенок черепа и оседал где-то на самой глубине подсознания. – Что теперь будет? Что?!
– Всё будет нормально, – на автомате. Граница самоконтроля давно стёрлась. А… была ли она вообще? Сейчас Илья хотел одного. Чтобы здесь был не отец, а она. Она, черт её дери. Только она. Его заучка. Заноза и зануда Назарова. Его Мили. Хрупкая, ранимая. Сломленная. Просто пусть будет здесь. Пусть смотрит на него с ненавистью. С презрением. Пусть обжигает яростью.
– Уже ничего не будет нормально, Илья, – на тон ниже. И тише. Павел проводит ладонями по лицу, пытаясь прийти в чувство. – Ты… не смей появляться дома. Понял? Не смей там появляться. Не смей больше подходить к Милане. Ни на шаг! Понял?! Если я узнаю, что ты, паскуда, к ней приблизился…
– Что? – резкий разворот. Взгляд настолько тяжёлый, что даже у Павла слегка подкашиваются ноги. – Что будет? Ментам меня сдашь? Или прибьёшь? – задирает голову выше.
– Я всё сказал… - мужчина поднимает руку, тыча указательным пальцем парню между бровей. – Я тебя не так воспитывал. Кто ты? Кто ты, чёрт возьми? Где я допустил ошибку? Когда? – широкие брови влетели на лоб.
– Когда привёл их в наш дом?
– Ты забыл, пап, – горькая усмешка прорезала разбитое лицо.
– Я всегда таким был… ты просто забыл.
...
Отец слишком быстро покинул квартиру. Хлопнул дверью так громко, что плечи брюнета невольно вздрогнули. Илья сплюнул в раковину очередной сгусток крови и тихо выругался. Прямо на кухне стянул с себя одежду и отправился в душ. Ему просто необходимо было принять ледяной, обжигающий кожу душ. Так, чтобы зубы потрескались от цокота…
Но это не помогло. Илья стянул с плеч полотенце и босыми мокрыми ногами прошлёпал на кухню. Снова. Оглядел бардак и кровавые разводы на полу.
Бросил взгляд на телефон, что валялся под столом. Поднял и разочарованно выдохнул. Ещё один пропущенный. Но не от неё.
Уже по памяти набрал её номер, и слушал бесконечную череду гудков. Закурил, распахивая окно. Холодный ветер тут же заставил
Затяжка за затяжкой. До чёрных пятен перед глазами. Она не брала. Затем сбросила. А потом и вовсе выключила.
Брюнет утробно зарычал, сжимая в кулаке невинный телефон. Щёлкнул окурком, выбрасывая тот в окно.
Руки дрожали. У него никогда в жизни так не дрожали руки. Сделал глубокий вдох и открыл мессенджер. Провёл языком по сухим губам и вбил всего лишь одно слово:
«Мили?». Отправить.
Глава 41
– Мне этот фильм посоветовал Скрипач!
– Катя ставит на столик две миски с попкорном.
– В общем, он основан на реальных событиях. О какой-то американской фигуристке. Я сначала подумала: неужели он смотрит такие сопли? А потом, почитала историю этой девушки… и знаешь? Мне понравилось.
Катя притягивает к себе чашку зелёного чая, в которой медленно тонули листья жасмина.
Мила удивлённо выгибает бровь и смотрит на то, как брюнетка направляет пульт на экран.
– Скрипач? Женя?
– Ну да… друг твоего ненаглядного Леднёва. Прицепился ко мне на днях, а потом я сама не заметила, как у нас завязался разговор.
– Леднев не мой ненаглядный.
– Отворачивается в сторону и, как самое настоящее издевательств: на столе начинает вибрировать телефон блондинки. На мониторе вспыхивает имя названного братца.
– Как говорится...
– насмешливо произносит брюнетка, нажимая на кнопку. – Вспомни...
– Не продолжай… - отмахивается от подруги Милана.
– Может, всё-таки расскажешь, что между вами двумя?
Мила распускает стянутые волосы, из-за которых так сильно болела голова и, убрав их набок, ложится на колени подруги.
– Всё слишком сложно...
– смотрит, как на дисплее затухает его изображение.
– Я где-то это слышала, - Катя зарывается пальцами в светлые пряди и начинает плести мелкие колоски.
В планы Мили не входило рассказывать все устрашающие подробности их последней встречи. Последней. Мила не была твёрдо уверенна в том, что она последняя. Как это сделать, когда они живут в одном доме, и учатся в одном университете?
Девушка просто хотела рассказать о своих неправильных чувствах. Запутанных чувствах. Возможно, если проговорить это вслух, станет немного легче?
– И услышишь ещё не раз, потому что на самом деле — всё так и есть.
– Если этот гадёныш обидел тебя, я ему все пальцы повырываю, включая «двадцать первый»!
– с напыщенной важностью произносит подруга.
– Пусть даже не думает об этом.
– Можешь прям сейчас начинать, – почти скучающе.
– Так, я права?
– брюнетка делает звук тише.
– Он стал твоим первым?
– чуть тише, ненавязчиво. — Тогда? На даче?