Я - Спартак
Шрифт:
С другой стороны, самниты – коренные жители гор, подвергшиеся эллинизации вследствие контактов с Великой Грецией, занимавшей юг Апеннинского полуострова, воевали с римлянами на протяжении нескольких веков, являясь наиболее последовательными и непримиримыми врагами республики. Неспроста одним из типов гладиаторов стал именно самнит. Римляне ненавидели горцев, как никакого другого противника, за исключением, наверное, Карфагена.
Сейчас Сурков видел перед собой последних представителей гордой самнитской цивилизации, действия римлян по отношению к которой можно охарактеризовать одним современным словом – геноцид.
Самниты поддержали в последней гражданской войне Гая Мария, сторонники которого хоть и стремились
В ходе начавшегося вооружённого противостояния марианцы потерпели ряд болезненных поражений, фактически не выиграв ни одного сколько-нибудь значимого сражения. О чём собственно и вспомнил Публипор, в ходе своей пламенной речи:
– Прости, этруск, я не хотел тебя обидеть. То, что ты здесь рядом со мной доказывает твою ненависть к Риму. Мои братья тоже совершили множество ошибок, поверив коварным захватчикам.
– Я. Не… – начал было Сурков.
Но самнит его перебил:
– Не возражай. Просто прими извинения. Я ведь сражался в битве у Коллинских ворот Рима, когда армия Суллы сокрушила нас, а конница, возглавляемая Крассом неотступно преследовала до Антемны, где многие, поверив обещаниям, добровольно сдались на милость победителя, и тут же их казнили римляне. Тысячи, десятки тысяч моих сородичей!
Игорь напряг уши: «Красс? Он определённо сказал Красс. Не тот ли это самый человек, которому суждено положить конец восстанию Спартака?»
Да. Публипор упомянул именно Марка Лициния Красса, начавшего свою блестящую и кровавую карьеру на службе у такого же беспощадного человека как он сам – Луция Корнелия Суллы, истребившего сотни тысяч противников, в первую очередь самнитов, превратившего их процветающие города в захолустные деревни, фактически уничтожившего некогда многочисленный народ, судьбу которого через много веков повторят такие же гордые и такие же доверчивые коренные жители Америки. Возможно, убивая по распоряжению Суллы сдавшихся безоружных самнитов, Марк Лициний Красс очерствел настолько, что именно поэтому впоследствии прибегал в своих войсках к децимации, а захваченных после поражения армии Спартака рабов приказал распять вдоль Апиевой дороги.
– Немногим тогда удалось скрыться. Мы вшестером смогли спрятаться в лесу. Почти все ранены, некоторые, как Спартак тяжело, тогда он, конечно, не носил это имя. На пути в Пренесте нарвались на римский патруль. Попали в плен. Надо признать, если бы мы достигли цели, то наверняка разделили незавидную участь защитников города. А так…
Публипор задумался, словно прикидывая в голове, как могли сложиться события десятилетней давности.
Во время битвы у Коллинских ворот и последующей резне погибло более пятидесяти тысяч марианцев, в том числе последний предводитель самнитов – Понтий Телезин. Когда голову его и других военачальников продемонстрировали защитникам Пренесте, те, поняв бесполезность дальнейшего сопротивления, сдались осаждавшим город римлянам. За что немедленно и расплатились. Сулла приказал всем солдатам противника выйти в поле безоружными и разделиться на три группы: римлян, пренестийцев и самнитов. Первых условно простили, остальных вырезали. Пощадили лишь женщин и детей, а сам город Пренесте разграбили и сожгли.
По окончании войны, Луций Корнелий Сулла запятнал своё имя ещё большим зверством. Сначала диктатор заявил прибывшим от самнитов парламентёрам, что готов обещать безопасность лишь тем, кто прольёт кровь его врагов – то есть других самнитов. Чем спровоцировал междоусобные схватки между горцами, когда одни друзья и товарищи по оружию ради собственного спасения, стали убивать недавних соратников. Затем уцелевших пригласили в Рим, загнали в цирк, где около шести тысяч человек находились в ужасной тесноте. В то же время Сулла начал выступление неподалёку, в храме Беллонны, перед собравшимися там сенаторами. Посреди речи диктатора его люди ворвались в цирк и стали убивать всех самнитов подряд без разбора и пощады. Крики тысяч жертв сотрясли Рим и не на шутку испугали сенаторов, бросавших друг на друга недоумённые встревоженные взгляды, а Сулла, нисколько не изменившись в лице, произнёс: «То, что происходит снаружи, вас не касается, там по моему повелению вразумляют кое-кого из негодяев».
Всадники опять непродолжительное время ехали молча.
– А так… – продолжил командир разведчиков, – нас продали в рабство. С тех пор я пастух, личная собственность Публия, даже имя своё почти забыл. Привык к кличке. Впрочем, и Спартак ведь тоже прозвище, только прекрасно подходящее для гладиатора-фракийца на арене.
«Вот это номер, – поразился Сурков, получается Спартак не настоящее имя вождя восставших, а, можно сказать, сценический псевдоним, соответствующий играемой роли в цирке. Хотя, чему я удивляюсь, во все времена артисты выступали под выдуманными прозвищами, например, Мэрилин Монро, Элтон Джон или Стинг, да разве всех упомнишь. Почему же в Древнем Риме должно быть иначе?»
– Милиция, сворачиваем в лес, – сообщил подскакавший дозорный, ехавший до этого впереди, и весь маленький отряд спешно направился с дороги в сторону ближайшего укрытия. Спартак запретил вступать в схватку с римлянами вне зависимости от соотношения сил. Разведчикам ничем не разрешалось выдавать своего присутствия.
Глава 7. Разгром Публия Вариния
Сурков не дожидаясь пока гнедая лошадь полностью остановится, спрыгнул на твёрдую землю и вбежал в палатку Спартака, служившую не только временным домом вождя мятежников, но и своеобразным штабом восставших. Часовые, знавшие его в лицо, без лишних вопросов пропустили внутрь, где Игорь помимо Спартака застал и всех ближайших его помощников – галлов Крикса и Ганика, а также сабина Нума Помпилия.
– Передовой отряд Фурия в десяти милях на север. Направляются в сторону нашего лагеря. Примерно три тысячи милиционеров. Кавалерии нет. Публипор неотступно следует рядом, не выдавая своего присутствия. Если римляне остановятся или внезапно повернут – пришлёт гонца. – выпалил не переводя духа Сурков.
– Снова попались! Как ты и предсказывал! А я не верил! Ничему не учатся! – воскликнул Крикс и, оборотившись к Спартаку, спросил, – выступаем?
– Да, – сразу ответил тот и, словно разговаривая сам с собой, продолжил, – Фурий оторвался от основных сил, – Спартак на импровизированной карте, нарисованной палкой прям на земле в палатке, подвинул небольшой камень вперёд. – Коссиний, встал лагерем вот здесь недалеко от Салин. – Он указал на другой голыш примерно того же размера. – Ещё три тысячи милиционеров. Сам же претор Публий Вариний, только вышел из Рима. – Спартак подвинул немного самый большой камень. – Более семи тысяч легионеров.
– Справимся, не впервой, – прервал размышления вождя Крикс.
– Я бы отошёл, – вкрадчиво вмешался в разговор Помпилий, до этого молча наблюдавший за манипуляциями Спартака, – римляне, конечно, просчитались, наивно полагая, мы не знаем об их продвижении, но солдат у них очень много. Можно всем погибнуть! Думаю, стоит уйти на юг. На земли Великой Греции. Продолжить там сбор добровольцев, пока наша армия не вырастет раза в три-четыре, и вот только тогда дать бой.
– Испугался! – подсочил со своего места Ганик, – каждый из гладиаторов стоит двоих, то и троих римлян! Напасть неожиданно и всего делов!