Я - Спартак
Шрифт:
Игорь бросил голыш в воду. Блинчики не получились. В отличие от пруда, поверхность моря никогда не была абсолютно спокойной.
Спартак Суркову нравился как человек и как руководитель. Тут возникало серьёзное противоречие: Игорь не желал смерти вождю восставших, соглашался всеми силами помогать Тулию в защите Спартака, обеспечению безопасности, выявлению потенциального убийцы, но, давая возможность мятежникам победить, он лишал себя ясного и сытого будущего, чего делать совершенно не хотел. Куда он потом вернётся? Не стоило забывать: борьба с Римом продолжится не один год, кто знает может и десятилетия, если Красс не разгромит Спартака, как было до вмешательства Тита. Получается Суркову в этом времени куковать до старости. «Нет, здесь прикольно, конечно, но не до такой же степени!»
Игорь снова кинул камень. Опять безрезультатно, как и мысли,
Возвращение тоже большой вопрос. Тулий объяснил почему они попали сюда с разбросом в несколько лет, хотя вошли в портал одновременно. А обратно? Они за годы поведённые здесь изменятся. Вон, Вика уже невероятно увеличилась в объёмах, их суммарный вес станет ещё больше отличаться от «оригинального» Тулия и Костромина. Куда их забросит? Не попадут ли они прямиком в двадцать третий век? Путешественник из будущего не мог дать однозначный ответ на подобные вопросы. Правда, у Игоря имелся и более важный вопрос, задать который не решался, хотя при каждой беседе с Тулием язык так и чесался спросить, а вернее, потребовать: Сурков хотел бросить Вику здесь, взяв в своё время Лукрецию.
Эта идея, как и сама новая подруга, не давали Игорю спокойно спать по ночам. Ему казалось логичным забрать с собой девушку, боготворившую его, вместо почти сорокалетней гарпии, чуть не изувечившей в Капуе. Сурков оправдывал себя тем, что Вика здесь неплохо устроилась, обжилась и не захочет возвращаться обратно, то есть получалось ей тоже приемлемо и даже желательно, дабы в портал вошла именно Лукреция. Конечно, спрашивать самих женщин Игорю в голову не пришло, он менялся медленно и не отказался пока от всех стереотипов.
Главная проблема заключалась в Тулии - единственном обладателе уникального пульта перемещения. Путешественник несомненно высказался бы категорически против. Во-первых, наверняка наплёл бы с короб доводов, почему надо брать Вику, исходя из технических нюансов работы машины времени. Во-вторых, Тит откровенно недолюбливал Лукрецию и чем дальше, тем больше. Последнее Сурков откровенно не понимал. Тулий ранее встречался с девушкой, затем добровольно уступил другу и вроде всё было ровно, без взаимных претензий и упрёков, но, неожиданно, Тит заявил: Лукреция – агент римлян, её надо изгнать из лагеря или, лучше, ликвидировать немедленно.
Конечно, друг ошибался. Тулий не мог предъявить никаких прямых доказательств или просто убить девушку, поскольку без одобрения Спартака, подобное деяние точно сочли преступлением, а Тита самого изгнали или казнили, что для того было совершенно неприемлемо. Потому ограничились лишь отдельным проживанием: лагерь восставших на зиму расположился вблизи Метапонта, а Сурков с Лукрецией переселились непосредственно в город, в порту которого, собственно и упражнялся в кидании камней Игорь. Его расстраивала внезапно возникшая вражда Тулия и Лукреции. Возможно, друг лукавил, и на самом деле был сам не столь равнодушен к девушке, воспринимая её утрату крайне негативно, просто не показывая это Суркову, разыгрывая видимое безразличие. Подобное объяснение казалось Игорю несколько жестковатым, но вполне правдоподобным. Если бы кто-то из сотрудников его фирмы попытался ухлестнуть за Викой или тем более вступить с ней в связь, Сурков того безусловно бы уволил. Не убил. Хотя может и нанял бы пару крепких парней намять бока сопернику.
Лукреция помогала восставшим с самого начала, донося о происходящем на вилле Гая Клавдия Глабра. В день восстания она страстно желала Вике смерти и была крайне раздосадована, что Тулий не кинулся в погоню за хозяйкой. Сурков почти не сомневался: именно эта нерасторопность или нежелание Тита стали истинной причиной разрыва, а не показная холодность друга, преодолеть которую Лукреция безусловно могла. Игорь, конечно, не упустил бы шанса поквитаться с бывшей и, вероятно, девушка это чувствовала. Хотя объяснять внезапную любовь к себе исключительно общей ненавистью к Вике, Суркову казалось диковатым и нереальным, поскольку тогда получалось: он лишь инструмент в руках Лукреции, которая не могла быть столь холодной и расчётливой, искренне проявляя ежедневную заботу и нежные чувства к Суркову. Да и зачем ей собственно надо убивать Вику?
После битвы у подножия Везувия в плен к гладиаторам попали несколько милиционеров и сам Гай Клавдий Глабр. Спартак не стал казнить римлян, приказав охранять и кормить, также лечить получивших ранения. Восставшие планировали получить выкуп.
Лукреция оказалась в числе тех, кому поручили «честь» ухаживать за пленниками. Большинство мятежников относилось к римлянам с нескрываемым презрением, стараясь при любой возможности сказать что-то неприглядное прямо в глаза, плюнуть в лицо или в деревянную миску с едой, пнуть связанного врага. Немногие по привычке остерегаясь бывших хозяев, подобострастно подходили к римлянам, словно опасаясь словить оплеуху за неуклюжесть или недостаточно проявленное уважение. А вот Лукреция относилась к захваченным милиционерам как к равным. Конечно, ведь она была не совсем обычной рабыней на вилле. Впрочем, более странным оказалось отношение к Гаю Клавдию Глабру, получившему от неё наибольшую заботу. Тулий прямо указал этот факт в качестве косвенного доказательства предательства Лукреции.
Сурков не обладал богатой фантазией, но по фильмам прекрасно представлял, что скорее всего пришлось претерпеть молоденькой и смазливой Лукреции в хозяйском доме: нескончаемый поток мужчин с извращёнными желаниями, дорвавшимися до покорного нежного тела. Скорее всего и Гай Клавдий Глабр не отличался благочестием по отношению к своей собственности. Не любовь, а проявление типичного стокгольмского синдрома, и ничего более, выраженное в односторонней симпатии, возникающей между жертвой и преступником в ходе завладения с применением угрозы и насилия. Под воздействием сильного переживания Лукреция начала сочувствовать хозяину, оправдывать действия того и в конечном счёте отождествлять себя с ним, считая свою жертву необходимой для достижения какой-то мифической «общей» цели. Странно, что Тулий - человек двадцать третьего века, не принял в рассмотрение очевидное объяснение заботы девушки за претором.
Затем Гай Клавдий Глабр сбежал. Вечером ещё сидел связанный, а утром и след простыл. Охрана клялась, что всю ночь не смыкала глаз, но Криксу удалось буквально выбить из одного часового признание: он ненадолго прикорнул, после ужина. Бог Сомнус напал столь настойчиво, что сопротивляться якобы не было никакой возможности. Поскольку подобный казус случился лишь с этим бедолагой, стали раскручивать дальше, и выяснили: в тот вечер еду охране приносил Гамелий, бывший рабом на вилле Гая Клавдия Глабра. Хватились, а того тоже нет! Нашли через пару дней в овраге неподалёку от лагеря с перерезанным горлом. Все посчитали: претор устранил обузу. Только Тулий упорно настаивал: Гамелий настолько забит и тих, что сам никогда не решился на подобное, да ему это и голову не пришло, другое дело Лукреция – и крутилась рядом, и чуть ли не управляющей была на вилле.
Впрочем, все эти домыслы разбивались как волны о скалу фактом – Лукреция принимала активное участие в подготовке к восстанию, без неё мятеж мог и не удастся.
Остальных милиционеров выкупили. Правда, не обошлось без казуса. Пленников пригнали пешком и оставили связанными недалеко от оговорённого для передачи денег места. Нум Помпилий, Сурков и Антий, гладиатор-димахер, направились к прибывшим с выкупом. Выйдя на поляну мятежники увидели не только Гая Клавдия Глабра собственной персоной с мешочком серебряных сестерциев, но и пять сопровождавших претора человек, в которых Помпилий без труда узнал гладиаторов из школы в Капуе, отказавшихся принимать участие в восстании. Не надо иметь семи пядей во лбу, дабы заподозрить неладное и Игорь прямо вслух озвучил свои мысли на этот счёт, но его спутники не хотели слушать никаких предупреждений: на расстоянии вытянутой руки находились не братья по участи, а предатели, покарать которых просто жизненно необходимо, раз представился такой случай. Трое против шестерых, а вернее двое против пятерых, поскольку Сурков и претор – бойцы ниже среднего. Вполне понятно чем бы закончилась импровизированная схватка, если в неё не вмешался Тит Тулий, который как оказалось следовал за «переговорщиками». В итоге восставшие взяли верх, убив всех противников, из которых троих поразил именно Тулий. Брать из вещей ничего не стали, тела закопали неподалёку, а пленных отпустили, ничего не сказав про вооружённое столкновение ни им, никому в своём лагере по возвращении. В конце концов, ведь выкуп получен, а как неважно! Сурков сначала не поверил Титу, что всё получится скрыть, а их спонтанное нападение на римлян останется без последствий. Однако, тот твёрдо пообещал: если Игорь, как Нум и Антий, будет держать язык за зубами, то история не изменится, поскольку после сражения у Везувия сведений о Гае Клавдии Глабре в римских хрониках нет, значит, гладиаторы не проговорились, а тело претора так и не нашли.