Я - Спартак
Шрифт:
– Не спи, солдат, замёрзнешь, – громкий голос друга разбудил начавшего потихоньку дремать Суркова. Игорь нехотя проснулся, – А-а-а, Тит, чего так орать.
– Важная информация, – Тулий приблизился и сев рядом, заговорщически произнёс, – мне надо сегодня покинуть лагерь.
– По-нят-но, – несколько равнодушно протянул Сурков.
– Ты не понял, Игорь. Оставить надолго. Может, на месяц или два.
– Погоди, Тит, а как же Спартак? – всполошился Сурков, до которого внезапно полностью дошёл смысл слов Тулия. – Ведь его убьют!
– С вероятностью девяносто два процента с вождём ничего в ближайшее время не случится. К тому же, а ты на что?
– Погоди. Не гони. Дай сообразить.
– Держи, – киборг невозмутимо протянул человеку пульт возврата, по-прежнему отливавший запретным тёмно-синим цветом. – Он всё равно не активен.
Игорь неуверенно взял прибор, задумчиво повертел в руках. Внезапный отъезд на долгое время закадычного приятеля противоречил всему тому, что они до этого делали, стараясь оградить Спартака от возможного покушения на его жизнь.
– Ты не ответил, что случилось?
– Планы переменились. Я действовал исходя из неверных предположений. Спартак изначально вёл армию на север не для перехода через Альпы.
– Не новость. В принципе я и сам догадался. Трудно представить десятки тысяч людей, единовременно покидающих родину, устремившихся через заснеженные перевалы на территорию враждебных племён. Возможно, навстречу неминуемой смерти. Только неясно, что тогда мы здесь делаем? То есть в целом понятно: набираем людишек, вооружаемся, в общем, усиленно готовимся. Но почему именно здесь? А не в Метапонте, например.
– Ждём, – коротко ответил UCU528.
– Ждём? Чего? Саморазвала Рима, извержения Везувия? Помнится, пепел похоронил только Помпеи.
– Будут, – автоматически поправил киборг, привыкший к точности в изложении фактов, – с позиции нашего текущего времяположения, это событие ещё не произошло. И не только Помпеи. Вулкан погубил ещё два города – Геркуланум и Стабии, а также несколько небольших селений и вилл.
– Ладно, Тит, опусти подробности и будь любезен, ответь всё-таки прямо: чего ждём-то?
– Ни чего, а кого, – снова машинально поправил своего собеседника киборг, – Квинта Сертория. Я, не мешкая, именно к нему отправляюсь сегодня. Спартак приказал поторопить того с выдвижением на Рим.
– Серторий? Это ещё кто? – удивился Сурков, старательно перебрав в голове известные со школьной скамьи длинные не то фамилии, не то имена древних римлян.
– Квинт Серторий – лидер марианской партии. В настоящий момент упорно воюет против Гнея Помпея в Испании. Одержав победу, планировал проследовать со своей армией вдоль берега Средиземного моря и, преодолев как Ганнибал Барка Альпы, вступить в Италию. Вот тут-то у Мутины мы с ним и объединимся. Тогда у Рима не останется ни малейшего шанса устоять.
– Он добровольно подчинится Спартаку? Не передумает?
– «Нет» – ответ на оба вопроса. Ты немного не понимаешь сложившуюся ситуацию, Игорь. Мы, имея в виду всю армию рабов, лишь часть большой гражданской войны, то утихающей, то снова разгорающейся. С одной стороны, сторонники Суллы, делящие людей на два сорта, собственно коренных римлян и «новых» граждан, с другой – марианцы, выступающие за реальное равноправие народов республики.
– Яснее не стало, – грустно заметил Сурков, подкинув в костёр очередное полено.
– Не так давно марианцы проиграли и вынужденно покинули Апеннины. Наиболее многочисленны их сторонники в Испании, являющейся на текущий момент времени римской провинцией. Руководит Квинт Серторий. Так что по всему выходит – он глава, а мы лишь присоединяемся к борьбе. Спартак лично с ним знаком, служил не один год под его командованием. Да и я его видел, как тебя сейчас, сражался бок о бок в битве при Араузионе. Собственно, из-за этого деликатная миссия поторопить выпала твоему покорному слуге.
– Не помню, чтобы какой-то знатный римлянин воевал на стороне Спартака. Читал, молодому Цезарю настойчиво предлагали присоединиться и возглавить восстание, но он отказался, – облизав губы, произнёс Сурков, внезапно вспомнив прочитанный в юности роман Джованьоли.
– Правильно. Этого не случилось! Квинт Серторий не пришёл. Спартак направился на юг один. Вот здесь и кроется главная причина поражения восстания. Это не смерть Спартака в предгорьях Альп, как ошибочно думали учёные ВИИВ, а отсутствие союзника! Уверен, вождю мятежников, по крайней мере сейчас, ничего не угрожает. Я успешно выполню поставленную задачу: приведу армию Квинта Сертория вовремя и вдвоём со Спартаком они уничтожат зарождающуюся римскую империю! Но… – Тулий сделал многозначительную паузу, – Всё же попрошу тебя, Игорь, внимательнее приглядывать за Спартаком во время моего вынужденного отсутствия. Мало ли чего. Восемь процентов всё-таки.
***
Тулий ускакал, Сурков остался один. Конечно, рядом Лукреция, да и с некоторыми мятежниками Игорь тесно общался, можно сказать, дружил. Но всё это не то. Тит единственный, кто Суркова реально понимал, достоверно знал о нём всё, с кем можно банально поговорить на русском языке, не прибегая к порядком опостылевшей латыни.
Тулий давно перешёл у Игоря в категорию друзей, хотя именно из-за него Сурков оказался в этом времени. Тит несколько раз спасал его жизнь, делился планами, охотно помогал и, как выяснилось, доверял. Ведь он же оставил единственную соломинку, связывавшую путешественника со своим временем – пульт возврата – нежданному попутчику. Игорь с прибором не расставался, то и дело, украдкой доставая и созерцая перед собой предмет технологии будущего. В такие моменты он всегда вспоминал дом и мечтал. Сурков видел не просто обстановку, от которой уже отвык, а себя и жену. Как они любят друг друга, прогуливаются, садятся в шикарный автомобиль или рассекают море на борту яхты, стоя на самом мысу и держа друг друга, как влюблённые в фильме про «Титаник». Волосы супруги развиваются, она поворачивает лицо. Лукреция.
Говорят, мысли могут материализоваться. И однажды случилось чудо: когда Сурков достал пульт, тот горел ярко-зелёным цветом. Игорь обалдел. Нет, он, конечно, знал: рано или поздно наступит момент, когда возврат станет возможным, но всё равно этот вожделенный миг пришёл неожиданно. Сурков машинально протёр глаза, затем пульт о край одежды, ущипнул себя, дабы увериться, что не спит. Всё происходило наяву. Нажатие кнопки могло прервать затянувшееся и порядком надоевшее путешествие в прошлое. Мысли, как табун лошадей, стремительно пронеслись в голове, отдавая в висках стуком копыт: «Нажать. Нельзя. Одному домой не попасть. Можно промахнуться на несколько десятков, а то и сотен лет. Спешно бежать за Лукрецией. Ничего не объяснять. Нажать и вместе перенестись. Нет. Опять не то. Трое должно быть. По-быстрому найти кого-нибудь примерно того же веса как Тулий. Тюкнуть по балде, притащить в палатку. И затем только Лукреция. Нет, а Тит? Он доверяет, хотя ведь сам виноват. Нечего было меня сюда тащить». Тут ему стало нестерпимо стыдно за секундную слабость. Ведь Сурков уже не тот индивид, идущий по головам, не стеснявшийся использовать людей и избавляться от неугодных. Теперь слова «друг» и «любовь» для него небессмысленное сотрясение воздуха. Игорь на своей шкуре прочувствовал и то и другое: как важно, когда рядом постоянно находится человек, на которого можно положиться и женщина, любящая несмотря ни на что, вдохновляющая на новые свершения, вселяющая надежду на лучшее.