Я - Спартак
Шрифт:
Понятный всем без исключения план обладал только одним существенным недостатком: утром, увидев пустой лагерь, претор, конечно, незамедлительно поставит всех на уши и, вскоре его люди по многочисленным следам без труда обнаружат в каком направлении ушли восставшие. Солдаты кинутся в погоню, а учитывая, что многие мятежники истощены, плюс с ними женщины и дети, – тренированные легионеры быстро догонят беглецов. К тому же до сих пор Публий Вариний принимал достаточно взвешенные решения, а потому можно не сомневаться: одновременно с погоней, претор отправит часть войск в обход, перерезав мятежникам путь. Перемещающиеся по дороге и по открытой местности солдаты, будут двигаться заметно быстрее, устанут значительно меньше, чем карабкающиеся как дикие козы гладиаторы, а потому успеют встретить
Только Спартак не был бы Спартаком, если не продумал всех деталей плана!
Ночью восставшие, стараясь идти максимально тихо, спешно покинули лагерь. Ничто не должно тормозить движение! Потому с собой взяли только оружие, бросив даже скудные запасы провизии. Если бегство удастся, в Грументе их накормят вдоволь, а если нет – мёртвым есть незачем.
В брошенном лагере остался лишь Публипор с разведчиками. Они всю ночь громко кричали, жгли костры, создавая видимость будничной жизни армии восставших. Суркову и Туллию, вызвавшемуся добровольцем, пришлось участвовать в самой ответственной части работы – выкапывать трупы умерших соратников и привязывать оных стоя в тех местах, где обычно располагались часовые мятежников. Тела мертвецов задеревенели, потому технически исполнить оригинальную задумку Спартака оказалось несложно, а вот с моральной точки зрения Игорю пришлось несладко. От зловонного трупного запаха и того, чего делает, Суркова несколько раз рвало, и он ни за что не смог бы выполнить задание, если бы рядом всегда не находился безэмоциональный Туллий, трудившийся с видимым или показным безразличием, подавшим пример своему гораздо более чувствительному другу. Конечно, UCU528 не испытывал никаких эмоций, перенося тела буднично, как брёвна или доски, а затем столь же прозаично прикрепляя их к столбам и ограждению лагеря, словно типичный современный дачник ремонтирующий или украшающий любимый забор на участке.
Когда рассвело, римляне не заметили ничего необычного. Все часовые восставших находились на своих постах и бдительно смотрели вокруг. Из лагеря мятежников то и дело раздавался звук горна, отдающего команды на проведение тех или иных работ. Несколько десятков человек разыграли спектакль идеально, введя противника в заблуждение и давая своим друзьям уйти максимально далеко.
День прошёл в бездействии, а в сгустившихся сумерках, разведчики развели поярче костры и покинули лагерь, уйдя в горы по тропинке, показанной Публипору греком Леонидасом. Они выиграли для Спартака более суток, чего было достаточно, чтобы римляне не успели догнать или обойти восставших.
***
Сурков метнул очередное копьё, но безуспешно: широкий скутум защитил легионера, хоть от удара тяжёлого предмета о щит боец несколько замедлил бег.
Публий Вариний обнаружил новый лагерь восставших и сейчас его солдаты штурмовали деревянный частокол. Претор не стал повторять своей ошибки, выжидая удобной ситуации, как в прошлый раз, а отдал легионерам приказ немедленно атаковать. Впрочем, одновременно солдаты Гая Торания занялись укреплением собственного лагеря римлян. Публий Вариний делал всё, как предписывали правила.
Правда, ситуация по сравнению с месячной давностью кардинально поменялась. После неожиданного бегства мятежников из казалось захлопнувшейся ловушки, претор отвёл войска к Кумам, где планировал пополнить армию добровольцами и получить необходимую для продолжения преследования рабов провизию. Однако, оказалось: бывшие когда-то независимыми полисы Великой Греции испытывают явные симпатии не к римлянам, а к мятежникам, помогая правительственным войскам крайне неохотно. Зараза вольнодумства поразила многих жителей Кум. В итоге лишь силой принудив снабдить легионеров едой и не получив новобранцев, Публий Вариний при первой же возможности направился к лагерю Спартака. Претор оказался в роли врага на земле, принадлежащей Риму много лет, а получившие римское гражданство греки, казалось, только и мечтали избавиться от его присутствия. Напротив, армия восставших непрерывно пополнялась, с окрестных ферм и из ближайших городов прибывали караваны с продовольствием. Спартака встречали, как освободителя от гнёта ненавистных римлян. Самые бедные жители бывшей Великой Греции, как и ранее самниты, охотно вливались в армию восставших, надеясь в том числе и на личное обогащение – ведь Спартак не отступал от своих правил, продолжая всю добычу делить поровну.
Публий Вариний не был простачком и наивным как Гай Клавдий Глабр, отдавая себе отчёт в происходящем и прекрасно осознавая: его силы тают, а восставших растут. Потому хотел быстрее вступить в открытый бой с мятежниками и разгромить Спартака, пока время не упущено. К сожалению римлян, претор опоздал. Когда его солдаты пошли на штурм лагеря Спартака, легионеры уже в несколько раз уступали по численности восставшим. Фактически Публий Вариний начал сражение, не имея ни единого шанса на победу. Мятежники без особого труда отбили атаку, заставив противника отступать, а затем, не давая передышки, начали преследование, сминая ряды римлян и безжалостно убивая отстающих. Не помог и спешно укреплённый Гаем Торанием лагерь. Имея значительный численный перевес и зажав врага в тиски, восставшие добились убедительной победы, уничтожив армию и второго претора, посланного против них. Сам Публий Вариний потерял коня и всех ликторов. Ему и немногим римлянам чудом удалось избежать плена, покинув поле боя и благополучно добравшись до Кум, где их, не без ожесточённых споров между собой, укрыли богатые отцы города, всё же не решившиеся публично выступить против Рима, страшившиеся возможных последствий, а как потомки Ромула и Рема умеют беспощадно наказывать, греки прекрасно помнили на примере геноцида самнитов, учинённого Луцием Корнелием Суллой не так давно, и вполне обоснованно опасались повторения незавидной участи горцев.
Глава 8. Тени прошлого и будущего (вычитка)
Сурков, переминаясь с ноги на ногу, стоял на пирсе, погружённый в глубокие, как простиравшийся перед ним Тарентский залив Ионического моря, раздумья. Отрываться от реальности небезопасно: портовые гопники могли не просто срезать кошелёк, а проделать эту манипуляцию предварительно пырнув богатенького лоха ножом и сбросив тело в воду. Однако, он ничего не мог с собой поделать: выбранное место безупречно подходило для размышлений в одиночестве, ибо ничто не отвлекало, мысли текли свободно, как волны, бьющиеся о причал.
Буквально неделю назад Тулий несказанно поразил Игоря откровением. Хотя Сурков и предполагал: Тит перенёсся в эту эпоху не просто так из чистого любопытства, свойственного типичному учёному. Но изменить историю, обрушить римскую империю, заменить Спартака - казалось уж чересчур фантастичным. Теперь Игорю уже не считал странными потрясающее владение оружием, демонстрируемое путешественником во времени, удивительная способность того к языкам, умение подражать речи собеседника. Всё это не столь нужное простому наблюдателю было весьма полезным, или даже необходимым, для человека, стремящегося совершить величайший переворот в развитии цивилизации.
Тит успокоил Суркова, опасавшегося влияния непредсказуемых последствий, волн коррекции событий, которые могли прокатиться по времени, как в рассказе про раздавленную случайно бабочку в позднем меловом периоде: Игорь не пострадает ни при каком раскладе, поскольку находясь в прошлом, закрыт как-бы хронополем от изменений, неизбежно возникающих в последующих эпохах. Кроме того, здесь и сейчас Сурков находится под непосредственной физической защитой Тулия. Надо только не лезть на рожон, не удаляться далеко от Тита и делать то, что тот говорит.
Мотивы Тулия Игорь не понимал, вернее, не хотел принимать: «Ну наступит «светлое» будущее на сто-двести лет раньше. И что? Пусть вместо шести мировых войн станет три. И что?» Сурков в своём времени жил вполне себе нормально, даже хорошо. Коммунистическую формацию в обществе Игоря давно считали утопией, сказкой. «Она неизбежна и человечество к ней придёт в любом случае! Странно, ну пусть так. Зачем прошлое ворошить? Тем более, если, как утверждает Тит, итог один. К тому же, если при победе Спартака, наступит всеобщее равенство уже в двадцатом веке, то вернувшись домой я всё потеряю! Не будет двухэтажной квартиры, собственной фирмы, денег на счёте. Ни-че-го!»