Я стану Алиеной
Шрифт:
Оливер замер. Он только что сказал: «Всегда может найтись кто-то», но не ожидал, что его пророчество осуществится так скоро. И, как прежде у городских ворот, он первым шагнул навстречу.
Человек стоял, расставив ноги и уперев руки в бока, несомненно не собираясь освобождать проход. Он был высок, широкоплеч, его лицо прикрывала желтая птичья маска, и птичьи же перья, только зеленые, украшали по кайме его плащ.
— Чем обязан? — спросил Оливер. («Наглость — главное счастье жизни»).
— Я следовал за вами… — Выговор у него был северный.
— Это я заметил. («Наглость —
— …чтобы поговорить.
— Я готов.
— Но не с вами. — И он посмотрел сквозь прорези маски на Селию.
Оливер положил руку на рукоять меча, однако Селия одним шагом оказалась перед ним.
— Я слушаю, — спокойно произнесла она — может, радуясь возможности прервать ссору?
Человек снял маску. Он оказался довольно молод, на год-два старше Оливера, не больше. Отблеск от фонаря падал на его лицо, и даже в этом рассеянном свете было видно, какое оно обветренное и загорелое, — много темнее выгоревших на солнце волос.
— Я хочу спросить, — голос его стал резким, — какое вы имеете отношение к роду Кархиддинов?
Вот уж чего Оливер не ожидал. Чего угодно, но не этого.
— Я? Ровно никакого.
— Но у вас на плаще герб Кархиддинов. — Молодой человек обличающе ткнул пальцем в вышивку на плече Селии. — Звезда и палица.
— Вот как, значит, это герб… — раздался приглушенный маской смешок. — Видите ли, сударь, вы смело можете считать этот плащ краденым.
«Сударь» нахмурился, так что морщины прорезали кожу лба.
— Поскольку украсть можно только у живого, следует ли, что предыдущий хозяин плаща жив?
— Был жив пару месяцев назад, хотя не так что бы здоров… головою.
— Благодарю. Это все, что мне хотелось узнать.
Он повернулся и зашагал прочь, под арку. Но он еще не успел скрыться в тени, когда его догнал голос Селии:
— А мне давно хотелось узнать, как же ее все-таки звали, — Виола или Венена?
Оливер, Селия и Сторверк сидели в комнате «Хрустальной башни». Они совместно покончили с бараньей ногой под гвоздичным соусом, и одна из глиняных бутылок с местным вином — Сторверк, несмотря на свое северное происхождение, категорически предпочитал его пиву — была пуста. Оливер представился странствующим ученым, что было чистой правдой, а Селию назвал своей женой — что тоже недалеко ушло от истины; тем более что во время карнавала здесь можно было удивить чем угодно, только не женщиной в мужской одежде. За ужином они поведали новому знакомому историю встречи с Хьюгом Кархиддином и пребывания в замке, как по сговору опустив все, что было связано с опасной предысторией. Сторверк внимал, видимо не пьянея, кивал.
— Я, как маленький был, эту песню слышал, всегда за родителей обижался — почему о них так мало сказано, а все про этого скота Хьюга. А они — «так к лучшему…»
— Умные люди, — заметила Селия.
— Верно, умные. Однако отец тогда и в самом деле чуть не погорел — не ждал от Хьюга такого… все же старый друг, вместе в одном гарнизоне на Юге жарились, вместе рыцарское звание заслужили…
— Но ты вроде из Эрдских краев.
— Ну, на Юге отец служил. А в Эрде у нас, с позволения сказать, родовые владения — поле каменистое да болото, прости Господи. А род знатен. Дом Брекингов, слышали, может?
— Если это в честь того самого Бреки Тординга Безногого… — И после подтверждающего жеста Сторверка Оливер пояснил Селии: — Бреки — эрдский ярл, который прославился тем, что ему единственному не позволили совершить ритуальное самоубийство, когда он был искалечен в битве, — по причине его великой мудрости. Правда, дело происходило уже в сравнительно позднюю для эрдов эпоху, в пору смягчения нравов…
— Вот-вот. Якобы от этого Бреки Безногого мы и происходим, хотя на самом деле — одному Богу ведомо. И хвастать нам особо нечем. Род, до недавнего времени, крепко обеднел. Служба — ни военная, ни придворная — дохода не приносит, ежели не хапать, а это не по нам…
— А ты, стало быть, не на императорской службе?
— Точно. Этим пусть у нас младшие занимаются, коли дома сидеть неохота. А я — капитан торгового корабля.
— У вас там окрестное дворянство кондрашка не похватала? Я понимаю, на Юге, но в Эрде…
— Близко к тому. Нас, по правде говоря, не слишком любят, делаем что хотим, правил не соблюдаем, а по древности рода придраться затруднительно.
— «Песни поношения» не боитесь? — спросила Селия, подливая ему вина.
— Пусть попробуют. Мы в ответ такое грянем, что у всего герцогства уши повянут…
— «Мы» — это ты и твои родители?
— И братья и сестры. Пятеро нас, я — старший. Да у меня двое сыновей подрастают… грех жаловаться, семейство большое, глотки у всех — дай Боже, как и нрав… Дело-то вот ведь как вышло. Тесть у меня — купец в Гормунде. Сыновей у него нет, он, на радостях, что есть на кого всю эту кучу забот со своей шеи свалить, пинассу мне и отписал. Вот и кручусь теперь. Корабль мой, кредит тестя.
— Родители не были против, что ты торговлей занялся?
— Ни Боже мой. Братья тоже, а на всех прочих мне плевать.
— Ну, выпьем за здоровье всех твоих родных.
— За их здоровье!
Выпили. Сторверк поставил кружку на стол.
— Да, ты спрашивала об имени. Виола, а Венена — прозвище. Она говорит, это значит что-то вроде «ядовитая». Язык у нее всегда был острый, а в молодости — особенно.
— Твои родители и в самом деле, сняли Заклятие?
— Да, но самое смешное, что они вовсе не собирались этого делать. Во всяком случае, они так утверждают. Что это получилось случайно.
— А как? — полюбопытствовал Оливер. — Никто ведь в точности не знает, все говорят — Заклятие было снято, и все.
— Вообще-то мы не любим рассказывать об этом посторонним… Если в Трибунал не донесут, то за сумасшедших сочтут наверняка. Но, — Сторверк пожал плечами, — если вы прошли теми же путями и погостили у Хьюга, то кое о чем уже имеете понятие и как бы не совсем посторонние… Нечто странное есть в том, что мы встретились. Город большой, все в масках, а мы все равно узнали друг друга. Рука судьбы, что ли… Впрочем, не мне рассуждать о подобных материях. Я не философ и даже не Открыватель, я торговый капитан… Короче, они напоролись на… как бы это понятнее выразиться… такую тварь, которой не бывает.