Я стану твоим ангелом
Шрифт:
До пансионата на берегу озера Вашингтон мы так и не доехали.
Оказавшись дома, мама обнаружила в карманах моей куртки целую горстку клубничных конфет.
Я нетерпеливо поерзала на краешке кресла. Услышанное казалось мне полнейшим бредом, небылицей из уст выжившей из ума старушки.
Но…
Миссис Свон рассказывала свою историю с таким запалом, с таким упоением, что прерывать краткие минуты счастья, окунувшейся в самые яркие воспоминания своей жизни женщины, было невежливо.
– Ведь есть продолжение истории, верно? – Честно говоря, мне все-таки стало интересно, что
– Святое провидение больше не вмешивалось в вашу жизнь?
Миссис Свон закачала головой и на секунду прикрыла глаза. Река времени понесла её в далекое, но еще ощутимое, как привкус слез на губах, прошлое.
– Вмешивалось. И еще раз перевернуло всю мою жизнь с ног на голову. Едва мне исполнилось четырнадцать, как в нашу семью пришло неприятное известие. Бабушка, мать моего отца, живущая в далеком и дождливом Форксе, заболела, и на рождественские каникулы родители решили отправить меня погостить к ней, чтобы скрасить вынужденное одиночество вдали от своих детей. Я любила свою бабушку. Мне всегда казалось, что она больше похожа на добрую фею, а не на обычную седовласую старушку с палочкой и с хранящейся на второй полке в ванной вставной челюстью. А её клюквенный пирог! Его я могла променять только на свои любимые конфеты. И как бы мама ни старалась испечь нечто похожее, я, не скрывая, всегда говорила ей о том, что до бабушкиного пирога ей еще очень и очень далеко.
Миссис Свон переменилась в лице. Побледнела. Нижняя губа старушки предательски затряслась. В ожидании очередного срыва я метнулась к чемоданчику с лекарствами, но была остановлена мягким, но в тоже время повелительным жестом хозяйки дома.
– Не нужно. Все хорошо.
– С вашей бабушкой что-то случилось? – осторожно спросила я. На какое-то мгновение сочувствие, казалось, рассеяло мой скептицизм.
Женщина выудила из шкатулки пожелтевший от времени билет на самолет и продолжила, рукавом утерев скупую слезинку, скатившуюся из уголка глаз.
– Самолет из Форкса в Вашингтон задержался на два часа. В это время в моем доме на Верхнем Ист-Сайде трое неизвестных убили моих родителей. Мой отец был крупным бизнесменом. Его строительная фирма считалась самой престижной, одной из лучших в штате. Заказы, гранты, а значит и деньги сыпались в нашу семью, как манна небесная. Как выяснилось потом, отец просто перешел кому-то дорогу. По негласной версии полиции заказное убийство могло быть организовано владельцем одной из фирм-конкурентов. Но доказать никто так ничего и не смог. Никаких улик, отпечатков пальцев, даже дверные замки были целы. Отец сам впустил убийц в дом, а значит, знал их в лицо. Знал и доверял. И если бы не вынужденная посадка по техническим причинам самолета, на котором я летела домой из Форкса в Вашингтон, меня бы постигла та же участь что и моих родителей.
Я выросла худой, нескладной, с угловатыми плечами, острыми коленками и тонкими, как две спички ногами, девочкой. После смерти родителей моим опекуном стала бабушка. Вместе с ней мы жили на те деньги от страховки, которую ежемесячно получали после разорения фирмы отца. Сумма немаленькая, но и не слишком большая. На еду и оплату учебы и дома вполне хватало.
Помню свое первое платье, которое я хотела надеть на школьный бал в канун Рождества. Бабушка с гордостью достала его из своего шкафа, сияя от нахлынувших воспоминаний далекой молодости.
– Вот оно!
– Ее улыбка наполнила меня теплом и нежностью.
– Именно в нем твоя мама встретила свою судьбу. Этого охламона Чарли!
Я тихо охнула и попыталась скрыть во взгляде разочарование.
На минуту показалось, что этот запыленный кусок материи достался ей в наследство от её бабушки, а ей - от её прабабушки и так далее до десятого колена. Но другого выхода не было. Купить платье на один вечер было для нас непозволительной роскошью. Тогда, совладав с обидой и слезами, я решила сама привести невзрачное платье в более или менее приличный вид. Залатала на подоле несколько дырок, проеденных молью, аккуратно подшила низ, чтобы оно село по росту, с помощью английских булавок сузила талию, а из оставшегося материала смастерила поясок и кокетливый бантик.
«Не красотой внешней ценен человек, - говорила бабушка Мэри, заплетая мои непослушные волосы в тугие косы. Кажется, она все чувствовала и винила себя за то, что не могла дать мне то, что могла бы дать мама. Модные советы, красивые наряды, а главное будущее. – А внутренней, Беллз. Без внутренней красоты человек – настоящее чудовище. Запомни это, девочка».
Интересно, почему тогда страшилкой называют меня, а не блондинку Лорен из параллельного класса?
Но, не посмев перечить, я послушно закивала головой и завертелась у зеркала, ища плюсы в своем внешнем виде. Выглядело не так уж плохо. Скоромно и… неприметно.
– О, Беллз. Была бы я помоложе, я бы ради тебя горы свернула, – пряча слезы, проговорила бабушка.
Подбежав к плачущей старушке, я плюхнулась рядом на диван и крепко обняла её за шею.
– Я знаю, бабуль, знаю, – причитала я, поглаживая седые волосы.
– Только не плачь, все будет хорошо!
Услышав неожиданный звонок в дверь, мы одновременно вздрогнули. Бабушка Мэри потянулась за палочкой.
– Не вставай. Я открою, – и, влетев в холл, настежь распахнула входную дверь.
На пороге нашего дома стоял продрогший до костей мальчик-посыльный.
– Белла Свон? – протараторил он, стуча зубами.
– Да, это я.
– Вам посылка. Распишитесь.
Парнишка всучил мне накладную и ручку, и я, черкнув на листе закорючку, получила взамен небольшую коробку, обклеенную синей праздничной фольгой.
– Кто там, Беллз? – прокряхтела бабушка Мэри, наконец-то доковыляв до входной двери.
– Да вот… Посылка…
– От кого?
– Не написано, – выдохнула я.
– Просто Изабелле Свон и пожелание счастливого Рождества!
– Вот это сюрприз! Чудо-то какое! Так открывай быстрее, детка, чего стоишь!
Не церемонясь, я на глазах у бабушки разорвала праздничную обертку в клочья и открыла коробку.
На самом дне лежало простенькое атласное платье цвета первого январского снега и нежный цветок подснежника.
Почти весь вечер я тихо, никого не беспокоя и не мозоля глаза, простояла в уголке за большой белой колонной, сжимая у груди хрупкий стебель весеннего цветка. Королевой бала объявили разодетую в пышное розовое платье Лорен, а соседский парнишка Джейк, в которого я была влюблена чуть ли не со второго класса, покраснев от смущения, пригласил на танец серую мышку Анжелу Вебер.