Я страдаю по тирану
Шрифт:
— Мы здесь еще поживем. Больше трех дней.
Он расплачивается с врачом, одновременно с этим служащий отеля забирает нетронутый ужин. Вместо верхнего света Архипов зажигает слабую подсветку вдоль потолка. Потом долго смотрит сверху вниз на город. И к собственной неожиданности слышит:
— Это не я брала кредит.
— Это не я брала кредит.
— Неважно. Его больше нет.
— Я вам верну.
— Если не ты брала, зачем возвращать?
Олененок вздыхает: Архипов загнал ее в угол. Придется или признаться, или уйти в глухую оборону и снова
— У меня был парень, мы стали вместе жить, когда уехали родители. Папа сбежал, мама все продала и уехала в штаты. Она была против того, чтобы мы съезжались и сказала, что не будет со мной общаться, если я его не брошу. Но у меня была завещанная бабушкой квартира, а родители все равно не звали меня с собой. Мы съехались.
Он этого парня уже недолюбливает. Как можно съехаться с девушкой и ни разу не заставить ее кончить? Почему она с удивлением узнает об удовольствии от другого?
— Я не знала, что он играет и делает ставки. Работал, учился, все было нормально. Потом сказал, что срочно нужны деньги маме на реабилитацию после инсульта. Просил взять кредит. В банке студентке не дали, ну и папина репутация…
— И ты пошла в МФО, — со вздохом заканчивает Влад.
С губ едва не срывается укоризненное "Леся, Леся", но он вовремя прикусывает язык. Олененка нельзя ругать. Уже наругали, охоту на кредиты отбили до конца жизни.
— Он платил сначала. Потом перестал, сказал, что выгнали с работы. Я платила, думала, наладится. А как-то пришла домой после лекций, а там пустота.
— Сбежал?
Она невесело смеется.
— Вместе с мебелью. Техникой. Деньгами. Моими украшениями.
— Чего в полицию не пошла?
— Пошла. Заявление написала и… все.
Дальше она может и не рассказывать, и так все понятно. В пустой квартире, без денег, без толковой работы, не найти платеж по кредиту. Коллекторы проснулись быстро, запугали качественно. И Олененок стала искать работу. Нашла, одни боги ведают, как, вакансию в "АрхиГрупп" и притащилась на собеседование.
Надо же, страх перед долгом оказался сильнее страха перед новым шефом и расширенными обязанностями.
Вот что с ней теперь делать? Нехорошо трахать девочку в беде. Особенно при условии, что ее долг полностью выплачен им. Надо бы еще, конечно, с хахалем поболтать, но это успеется, весна долгая, руки длинные. А вот Леся… пользоваться преимуществом, с одной стороны, аморально. Ее даже ломать не нужно, умная девчонка сама все понимает.
С другой стороны плевал он на мораль, если очень хочется получить что-то и есть простой способ — почему нет? Тем более, деньги, что он отдал в счет ее долга, скоро вернутся. Олененок получит свою зарплату и встанет на ноги. Закончит универ, найдет нормальную работу. В конце концов ничего он с ней не сделает, раз жила с каким-то мудаком-игроманом, здоровый секс ко взаимному удовольствию не станет проблемой.
Короче, он себя убедил. Легко и просто.
— И что теперь?
Из-под
— Сколько ты у меня хотела проработать?
— Три месяца.
— Ну вот три и отработаешь. А потом разберемся. Только жить будешь здесь.
— А… зачем?
— Во-первых, затем, что здесь есть кровать, электричество, охрана и еда. Во-вторых…
Он проходит к постели и забирается под одеяло, прижимая горячего и ослабевшего Олененка к боку.
— Навещать любовницу в шикарном отеле куда как приятнее, чем в старой хрущевке. И вообще, зачем портить тебе репутацию среди населения. Здесь всем плевать, кто ты, чем занимаешься ночами и куда уезжаешь со мной, пока я оплачиваю номер.
— А работать? — поднимает голову.
Архипов не глядя берет с тумбочки стакан с виски и делает большой глоток.
— Ну и работать тоже. Но пока у тебя плохо получается, раз я до сих пор не подписал документы на оплату билетов и броней отелей, да?
Краснеет, кусает губу и прячет лицо в подушке, делая вид, будто смертельно устала. Приставать к ней ни рука, ни другие части тела не поднимаются, но уходить спать в соседнюю комнату или, что еще сложнее, идти вниз и снимать новый номер, совершенно не хочется. Тем более, что Олененок уже сопит, уткнувшись ему в плечо. Горячая, хоть яичницу на лбу делай. Смертельно уставшая, но, кажется, немного расслабившаяся.
Архипов засыпает, едва допив виски. Настроение, вопреки сумасшедшему дню, отличное: у него впереди три месяца безраздельного владения Олененком. Он совсем не думает о том, что поступает именно так, как поклялся не поступать никогда.
Как зарекся, стоя на свежевскопанной могиле, пускать в свою жизнь кого-то ближе, чем на расстояние постели. До сих пор ни одна из секретарш не спала у него под боком. По крайней мере не так, безраздельно доверяя.
Наутро, еще даже солнце не успевает взойти, его будит звонкий голос Олененка.
— Вставайте! Владислав Романович! Пора на работу!
Он с трудом приоткрывает один глаз, второй напрочь отказывается шевелиться.
Леся стоит возле кровати, уже причесанная и одетая. Руки сложила на груди и смотрит с нетерпением. От лихорадки не осталось и следа, а о пережитом страхе напоминают лишь небольшие круги под глазами, да искусанные до крови губки.
Архипов морщится.
— Блин, Олененок, я хочу спать, у меня болит голова. Ты же заболела, какого хрена ты сейчас подорвалась в такую рань?
— Это потому что вы пили виски, а я — парацетамол. Вставайте, Макс прислал вам срочное сообщение.
Он усмехается.
— Ревнивый Олененок проверяет мой телефон?
— Такое количество мата, умещенное в одно сообщение, сложно не заметить. Он звонил минут двадцать! Вставайте! Мне надо заехать домой за одеждой!
— Да, мой злобный генерал, только не кричи так громко. Ты завтракала?
— Нет, — очаровательно краснеет, — я не знаю, как.
— Вот и займись. Полистай меню и закажи по телефону в номер, а я пока в душ.