Я так тебя ждала
Шрифт:
— Давай, — сказала она. — С чего начать?
Мы начали разбирать папки, и спустя пару часов решили взять перерыв. Я устало провел рукой по лицу. Уже семь вечера, а конца и края работе не видно.
— Кофе будешь? — спросила Стелла, с которой процесс наведения порядка шел явно быстрее.
— Давай, — ответил я, вставая на ноги. — Принеси, будь другом. А я пока схожу проведаю одну пациентку.
— Подожди, — остановила меня Стелла, перегородив выход собой. — Ты к той девушке собрался? Которая в аварию беременная угодила.
— Да, а что? Как ты так догадалась быстро?
— Догадалась, —
— Хотел узнать, стабильно ли состояние.
— А ты не зачастил ли к ней, Кость?
— Так, Стрельцова, — засунул я руки в карманы брюк. — Ты меня что — вздумала ревновать к пациентке? Она сейчас явно не в том состоянии, чтобы интересовать меня иначе как пациент.
— Она молодая девочка…
— Я никогда не крутил романов с паицентками, ты же знаешь, — возмутился я. — За кого ты меня держишь? Это табу.
— Я знаю, но…
— С каких пор я должен нести отчет перед тобой, какого пациента мне необходимо навестить именно сейчас, пусть даже и второй раз за день? — грубо перебил я ее. — Хоть бы пятый — это моя пациентка, и я сам в этом всем разберусь. Ты сейчас мне очень помогаешь, спасибо, и уже не первый раз выручаешь меня из заварушки, но ты забываешься, доктор Стрельцова.
— Нет-нет, — тут же смущенно улыбнулась Стелла и сбавила тон. — Это не то, о чем ты подумал. Просто я не хочу, чтобы ты отвлекался от проверки, и все. Ты лучше кофе выпей сходи, а я к твоей аварийной загляну. Оценю ее как терапевт и все тебе расскажу о ее состоянии.
— Гхм… — хмыкнул я. — А тебе зачем это надо?
— Говорю же — я хочу помочь. Позволь мне это сделать. Что нужно посмотреть?
— Общее состояние. Давление, пульс, температура.
— Узнаю, все запишу, и принесу тебе результат.
— И еще уточни, ела ли сегодня пациентка.
— Какая забота…
— Ты прекрасно сама знаешь, что это крайне необходимо для выздоровления. Ты опять начинаешь, Стелла?
— Нет, я все, — подняла она руки вверх, выставив вперед ладони, как бы обозначая, что сдается. — Я уже ушла… Э-э, в какой палате эта девушка?
— В триста третьей.
— А карта?
— В ординаторской осталась. У меня на столе первая лежит. Лада Воронцова.
— Поняла. Не беспокойся, я все сделаю.
Она ушла, а я сел обратно на диван. Да уж, немного передохнуть мне не помешает…
10
— А в школу вы в нашем штате ходили?
Я начала уставать от странных вопросов этого мужчины. Он представился психиатром… Зачем они вызвали его? Я что — похожа на психа? Хотя… может, и похожа. Вряд ли я выгляжу сейчас здоровым человеком. Да и являюсь таковым очень вряд ли. Что физически, что морально от прежней меня почти ничего не осталось. Только боль и оболочка для нее — мое переломанное тело.
Зачем я только выжила? Чтобы слушать эти дурацкие вопросы и терпеть этот унизительный для меня осмотр? Может, они меня еще транквилизаторы заставят глотать, как ненормальную.
— Я не…не хочу общаться, — ответила я, уткнувшись в одеяло носом. Повернуться на бок почему-то было очень трудно,
— Я понимаю, — сказал мужчина приятным, баюкающим голосом. Он говорил со мной на английском, но я, конечно, прекрасно его понимала, ведь мы эмигрировали в США когда я была совсем маленькой. — Но побеседовать мне с вами необходимо — ведь сделана заявка от вашего лечащего врача доктора Старкова.
— Прекрасно, — вдруг стала злиться я. — Так вот кто меня считает ненормальной и подослал вас?!
— Да, заявку на осмотр вас специалистом-психиатром сделал доктор Старков, — повторил спокойно мужчина. — И я также считаю, что вам необходима наша помощь.
— А если я скажу, что мне она не нужна?
— Ваш лечащий врач считает иначе. Я — тоже. И чем быстрее вы пойдете нам навстречу, тем быстрее придете в себя, вам станет легче.
— Приду в себя?! — попыталась я сесть на кровати. С трудом, но у меня это вышло. Почти, я полусидела на подушке. Видимо, от злости. — Вы вообще карту мою открывали? Я ребенка потеряла… Понимаете? Ребенка? Как скоро после такого можно прийти в себя?!
Я сама не заметила, как по щекам побежали новые дорожки слез. Ну зачем они со мной говорят об этом? Напоминают, снова лезвием по сердцу режут… Впрочем, я вру сама себе — мне и не удавалось забыть об этом, даже на краткий миг. Даже во сне я вижу снова все это… Как меня осматривает врач, потому что больше боли я вынести не могла, как созывает бригаду врачей на экстренную операцию, как я слышу их разговоры пока еще не уснула от наркоза… Они говорили о том, что умерший плод следует удалить, все почистить, иначе я тоже умру. Обсуждали, сколько дней я терпела боли, когда поняла, что ребенка больше не стало. Понимала, но отпустить просто не могла. На что я надеялась, не знаю… Возможно, Старков не так уж и не прав, что мне нужен психиатр…
— Милая девочка, — присел доктор напротив меня, поставив стул у кровати. Его синие глаза, умудренные опытом, смотрели словно в самое сердце. — Ты пережила большую потерю. Я прекрасно понимаю это. Только мир не остановился. Ты продолжаешь жить, тебя спасли — значит, тебе еще рано вслед за твоим малышом. У тебя есть родители, которые переживают, не спят ночами и очень ждут своего ребенка домой. А он капризничает, не хочет лечиться и помочь самой себе.
— Для меня…этот мир остановился, — пробормотала я, крепче сжимая одеяло кулаками, чтобы не начать рыдать во все горло. Рома, наш ребенок… Эти боли в теле… Очень больно. И внутри, и снаружи… Никакими таблетками этой боли не запить. Что может понимать этот доктор? У него дети не умирали. Надеюсь…
— Ты не одна такое пережила, милая, — ласково, почти по отечески говорил со мной доктор. Он даже перестал меня так злить, как в начале своими глупыми вопросами, которые казались мне настолько неуместными здесь и сейчас, что я просто молчала или отвечала однозначно, сухо и коротко. — Есть и сотни, тысячи других женщин. И большинство с этой болью справились, научились жить дальше. Построили новые отношения, дождались нового чуда.
Нового чуда… Это он о ребенке?
Я не могу пока думать о других детях… Они как будто все ничего не понимают!