Я тебе не верю!
Шрифт:
— Ты когда-нибудь приглашал ее провести с тобой время? — спросила Элизабет, чувствуя необходимость задать наболевший вопрос.
— Несколько раз, когда она была моложе и немного помягче характером, — ответил он небрежно. — Вечеринки с общими друзьями и тому подобное. Но я никогда не получал удовольствия от ее компании. — Теперь он смотрел ей прямо в глаза. — Это правда, Элизабет. Между нами никогда не было иных отношений, кроме дружеских. Я знаю этот тип женщин, красивых и избалованных, каждая из которых считает себя центром Вселенной. Я не ангел и никогда не пытался им казаться.
— Я вижу. — Элизабет смотрела на смуглое лицо Филиппа, которое было так близко от нее, и чувствовала в душе сумятицу. Она почти уже верила ему и теперь знала, что он не относится к тем мужчинам, которые способны делить свою любовь между двумя, но… Но это не означало, что та женщина, которую он безраздельно любит сейчас, будет последней в его жизни и не уступит место другим в длинной череде любовных увлечений. В конце концов, он устанет от нее — и тогда… Что будет тогда, Элизабет даже думать не хотелось.
— «Я вижу»? Разве это ответ? — Она не ведала, что красноречивая игра эмоций на ее лице причиняет ему острую боль. — Неужели это тебя не трогает?
— Филипп…
— Нет! Хватит! — отрезал он, глядя на нее с лихорадочным блеском в глазах. — Ты всегда произносишь мое имя так, как сейчас, когда начинаешь отдаляться. Ты делаешь это столь ловко, что все время остаешься закрытой для меня, отгороженной стеной недоверия. Я ожидал многого, когда рассказывал тебе о Клэр. И то, что это не смогло изменить твоего отношения ко мне, я не ставлю тебе в вину. Я действовал, как избалованный ребенок, сконцентрированный на своих чувствах, и получил за это по заслугам. — В его голосе слышалась горькая ирония. — Ты ни в чем не виновата. Неправ был я, и готов это признать. Но я не позволю тебе больше возводить барьер между нами. Элизабет, я знаю, что тебя влечет ко мне. Это не так уж мало для начала.
— Я не могу позволить себе пойти на поводу у этого влечения. Прости меня, — сказала она горестно.
— Нет, можешь! — Он бросил на нее пылкий взгляд. — Как бы ты ни любила мужа, как бы ни тосковала без него, его нет здесь, а я перед тобой. Я люблю тебя, Элизабет. — Эти слова были исторгнуты из глубины души. — Я боролся, пытаясь подавить свое чувство, говорил себе, что это глупость — дать увлечь себя другой женщине после Клэр. Но рассудок здесь бессилен, это дело сердца. Я не хотел говорить тебе о своей любви, но не желаю, чтобы ты хоронила себя, свою душу, разум и тело, как ты это делала в последние три года. Возможно, ты никогда не будешь испытывать ко мне такие же чувства, какие я испытываю к тебе, но, по крайней мере, я могу помочь тебе начать жизнь заново.
Это убивало ее. Он только что разрушил ее последнюю защиту тремя простыми словами: «я люблю тебя».
— Не говори таких слов, Филипп…
— Почему? Потому что ты не чувствуешь, что они правдивы? — спросил он мягко. — Это так? Но я действительно люблю тебя, Элизабет. Я бессилен перед тем чувством, которое к тебе испытываю. Оно делает меня уязвимым и незащищенным, и мне это не нравится, но я ничего не могу с этим поделать. Ты любовь всей моей жизни.
— Нет! — То был крик боли и протеста. Ей предлагали рай, а она не смела войти в него. Не могла сделать то, что сделал он, — вновь открыть себя целиком и полностью другому человеческому существу.
— Я хочу жениться на тебе, Элизабет. Посвятить тебе свою жизнь, — продолжал он неумолимо, чувствуя, что цель его близка. — Я хочу делить с тобой дни и ночи, хочу иметь с тобой детей — плоть от плоти и кровь от крови нашей.
— Я никогда не выйду замуж вновь. — Произнеся эти слова, она почувствовала, что все внутри у нее сжимается в тугой, горячий комок. — Никогда!
— Неужели ты так сильно любила его? — В голосе Филиппа послышалось столько боли, что плотина, сдерживающая ее чувства, не выдержала и прорвалась.
— Любила? Я ненавижу его, он мне отвратителен. Хотя я ношу его фамилию — Макафи. Тернер — это ведь моя девичья фамилия. — Ее голос задрожал. — Он порождение ада!
И Элизабет начала рассказывать о своей драме. В словах, которые срывались с ее губ, было столько страдания, что глаза Филиппа увлажнились, и он, повинуясь порыву, привлек ее к себе так неистово, что она уже не могла ни говорить, ни дышать.
— Нет. — Элизабет мягко, но решительно высвободилась из его объятий, и эта мягкость подействовала на него сильнее, чем самое отчаянное сопротивление. — Ты должен выслушать все.
И он повиновался. Каждое из сказанных ею слов жгло его, словно раскаленное железо, вызывая непреодолимое желание поквитаться с человеком, который причинил ей столько горя.
— И я люблю тебя, Филипп. Я хочу, чтобы ты знал о моей любви. — Это было сказано с такой удивительной безучастностью, что он встревожено вгляделся в ее лицо, забыв о вспышке ненависти, которую он только что испытал по отношению к ее покойному мужу. — Я никогда по-настоящему не любила Джона. Тебя же я люблю. И потому, — она подняла на него глаза, — я хочу, чтобы ты забыл меня и нашел кого-нибудь еще, с кем тебе было бы проще, чем со мной.
Филиппу казалось, что за последние десять минут он испытал все эмоции, известные человеку, но теперь он почувствовал что-то доселе неведомое: здесь объединились и гнев, и яростное негодование, и удивление. Как она могла дать ему такой ответ после тех признаний, которые они сделали друг другу! Он не шелохнулся, и ее слова повисли в гнетущей тишине. И когда она взглянула ему в лицо, то увидела странную метаморфозу — перед нею стоял разгневанный незнакомец, в глазах которого застыло какое-то дикое выражение, а узкая, твердая линия рта выдавала угрожающую решимость.
— Как ты смеешь предлагать, чтобы я искал кого-то еще? — процедил он сквозь зубы, и Элизабет стала пятиться от него, пока не оказалась у самой стены. — Как ты можешь так обращаться с моими чувствами? По-твоему, их можно включать и выключать, словно кран? Я люблю тебя, черт возьми! Хочу жениться на тебе. Хочу иметь детей, хочу, чтобы ты была их матерью. Я не могу изменить то, что сделал Джон, не могу излечить душевные раны, которые он тебе нанес. Все, что я могу обещать, это не быть таким, как он. И еще, что я буду любить тебя и заботиться о тебе всю свою жизнь. Ты веришь этому, Элизабет? Веришь?!