Я тебя никогда
Шрифт:
— Она не может жить без опеки, — ответил папа. — Либо детский дом, либо опека совершеннолетнего человека. Отдельно я не смогу её поселить.
— Я не собираюсь терпеть её в нашем доме, ясно? — выпалил я, сжав кулаки.
Как же меня всё это бесило!
Так и хотелось кому-то намять бока…
Не отцу же.
— Ты будешь терпеть всё, что я тебе скажу, пока ты живёшь в МОЁМ доме, Матвей, — твёрдо сказал отец. — Понятно тебе?
Понятно.
Как тут не понять-то…
Опять меня куском хлеба попрекает.
Я виноват, что ли, что родился, как полагается, ребёнком, а не
Я развернулся и пошёл к выходу.
— Матвей, ты куда? — окликнул он меня, но я даже не обернулся.
— Отстань, предатель, — бросил я ему через плечо и вышел из кабинета.
6
АНГЕЛИНА.
Я чувствовала себя чужой и лишней в этом доме.
Конечно, Роман Петрович очень хорошо меня принял, видно было, что моя мама была ему близким человеком, но он один не смотрел на меня как на врага.
Жена его, Тамара Павловна, поступка мужа не оценила, но тут я не могу её винить…
Её муж привёл в дом постороннего человека, дочь женщины, которая что-то значила для его сердца — конечно, Тамара расстроилась и ревнует, пусть даже этого человека уже нет в живых — чувства явно ещё живы.
Роман Петрович не говорил мне прямо, но я поняла, ощутила — он испытывал чувства к моей маме. Они не были вместе по какой-то причине, но явно Роман Петрович когда-то хотел бы этого, но вышло как вышло, и теперь я оказалась в его доме словно тень из прошлого. Тень, которая нервирует всю его семью…
Мне бы не хотелось быть той, которая всех раздражает. Но выбора мне не предоставили. Я не могу жить одна, несмотря на то, что от мамы мне осталась квартире, и было где жить — не могла потому что ещё не совершеннолетняя, мне нужен опекун. Роман Петрович согласился стать моим попечителем в память о дружбе с моей мамой, быстро оформил все необходимые документы, с кем-то договорился, и смог забрать меня из приюта, куда меня уже успели определить, и где я провела три дня.
Это ужасное место, мне было там плохо и страшно, а другие дети говорили, что приют — ещё ничего. Плохо будет в детском доме, куда всех отправляют из приюта, он лишь промежуточный этап перед самым худшим.
Роман Петрович говорил, что очень хорошо, что я туда не успела попасть. Да я и сама это понимала: документальные фильмы на эту тему все смотрели не раз по телевизору. Все знают, что жизнь в детском доме — далеко не сахар, особенно для девочек, особенно моего возраста…
Так что я тоже, конечно, выдохнула с облегчением, что меня в детский дом отправить не успели благодаря Роману Петровичу — он очень добр ко мне.
А жену его я не виню нисколько, хоть и вижу, что доставляю ей большой дискомфорт своим присутствием в этом доме. И это на целый год — до конца одиннадцатого класса. Когда я получу аттестат, то смогу снять опеку и уйти в квартиру мамы, а пока что мне предстоит жить в шикарном, большом, красивом и светлом, но таком чужом доме, где мне не рады, где совершенно нет для меня места…
Но придётся мне принять такую ношу. Уйти я не могу, обижаться на домочадцев Романа Петровича — тоже. И если Тамару я понимала и принимала её ко мне не очень хорошее отношение, то их сын Матвей меня по-настоящему беспокоил, даже пугал.
Какой-то он уж очень агрессивный, импульсивный и радикальный: только черное или белое, только нет или да, только сейчас или никогда. С таким не договориться ни о чем, и вдвойне неприятно осознавать, что и парень точит на меня зуб. Я ему явно сама по себе не понравилась, как и идея его отца привести меня в его дом. Да ещё он увидел слёзы матери и понял, что это как-то связано с моим появлением в этом доме, и обозлился на меня. Я видела, когда случайно наткнулась на них с Тамарой в кухне, что едва он увидел меня, как его мышцы вмиг стали каменными — парень напрягся. Ноздри его раздувались от злости, серые глаза смотрели на меня как смотрел бы разозлённый питон перед броском.
Ничего хорошего я от Матвея не ждала.
Для себя я решила стараться держаться подальше от всех и реально превратится в тихую тень в этом доме, поменьше попадаться на глаза и Матвею, и другим. Особенно — Матвею.
Его агрессия обескураживает, сбивает с ног, заставляет меня испытывать животный страх и желание бежать куда глаза глядят. Только некуда мне бежать — Роман Петрович за меня в ответе и всё равно вернёт меня “домой”.
Никуда мне не сбежать отсюда, даже если захочу. Квартира мамы опечатана до моего совершеннолетия, там отключены свет и вода. Там всё равно жить нельзя будет пока меня не отпустит сам Роман Петрович, а он очень серьёзно взялся за обустройство моей жизни раз своей родительницы я лишилась, а отца с нами давно уже нет…
Мой отец — дальнобойщик был. Так рассказывала мама.
Он разбился в одном из рейсов в гололёд.
Мне тогда было четыре года, я смутно помню его, видела в основном только по фотографиям. Мама больше замуж не вышла, уж не знаю почему — таким мы с ней не делились. Она очень скрытная у меня была… Я, например, ни сном, ни духом о её знакомстве с бизнесменом такого крутого калибра как Роман Петрович Павленко. Даже и подумать не могла о том, что у простой учительницы немецкого языка могли бы быть такие знакомые…
Теперь же я сменила нашу простенькую квартиру на его шикарный дом.
Толко не мил он мне, но кто ж меня спрашивает… Я бы лучше находилась среди вещей мамы. Боль потери ещё не покинула меня. Я только-только перестала плакать часами, могла немного постоковать, когда оставалась одна — всё ещё не могла смириться со своей утратой и тем, как сильно, круто и не очень приятно для меня изменилась жизнь и мир вокруг.
В дверь моей спальни постучали, и я вздрогнула, выпав из мыслей.
— Да, — отозвалась я на стук.
— Можно? — в дверном проёме появилась голова Романа Петровича. — Поговорить с тобой хотел, если ты не против.
— Да, пожалуйста, — пригласила я его, и мужчина зашёл в мою комнату. Закрыл дверь и огляделся кругом.
— Обустраиваешься? — сказал он, кивнув на мои вещи на столе и тумбочки у кровати.
— Ну… Да. Мне же тут теперь жить.
— Да… Тут. Как тебе дом? Нравится?
— Большой. И красивый.
— Ну а тебе как тут самой?
Я замялась. Отвечать честно, что мне тут совсем не по душе, не хотелось.