Я тебя прощаю
Шрифт:
Лукас терпеть не мог благодетелей. Так почему же его беспокоит отсутствие хотя бы незначительных доказательств того, что Чандра не такая, как о ней думают Моураны, что она принадлежит к тому самому редкому и беспокойному типу людей, что и отец Лукаса, искренне стремившийся помогать незнакомым людям?
Странно, но его не прельщала и возможность доказать, что Гертруда Моуран впала в старческий маразм к тому времени, как подписала новое завещание.
Но с этим последним обстоятельством было проще.
Блик плясал на поверхности позолоченной
Небо стало призрачно-зеленым. Смуглый мужчина в черном стетсоне сидел в синем фургоне, припаркованном рядом с «линкольном» Лукаса. Успев за минуту разглядеть и грозовые тучи, и приезжего, Лукас заставил себя расслабиться, отметая и то, и другое как обстоятельства, не имеющие к делу никакого отношения.
Моураны не замечали ни туч, ни фургона. Они перестали проявлять даже притворный интерес к урне, содержащей пепел Гертруды, сразу после того, как было прочитано ее завещание и призван на помощь адвокат.
К счастью, Лукас оказался поблизости, в Сан-Антонио, в гостях у старшего брата Пита, врача.
Лукас наклонился и левой рукой поднял урну. Блик, который он видел прежде, исчез. Теперь блестящая поверхность отражала лишь его собственное угрюмое лицо и шапку непокорных черных волос. Небрежно повернув урну, он вгляделся в портрет женщины, прах которой покоился внутри.
Проницательные глаза Гертруды Моуран смотрели на него, словно восклицая: «Не вздумай тягаться со мной, несчастный выскочка!» Даже в старости, со своими белоснежными пушистыми волосами, она оставалась привлекательной женщиной. Холли сообщила Лукасу, что портрет был закончен меньше месяца назад. С трудом верится, что женщина с таким решительным и умным лицом не понимала, что творит, подписывая завещание.
Всю жизнь Гертруда Моуран отличалась предприимчивостью. Сначала все состояние семьи включало земли и нефть. Гертруде удалось удвоить его, в то время как другие нефтепромышленники разорялись. В возрасте, когда большинство богачей становятся чванливыми и занудными, она казалась воплощением энергии. Газеты то и дело сообщали об эксцентричных поступках Гертруды.
Лукас отвел взгляд. Да, она заварила нешуточную кашу, втайне изменив все пункты завещания и оставив всего несколько миллионов этим избалованным ублюдкам.
— Ну, мистер Бродерик, вы в состоянии вернуть нам наши деньги или нет? — Холли подалась вперед, вновь зазывно поблескивая темными глазами и демонстрируя ложбинку между грудей.
Это мы уже проходили,напомнил себе Лукас, со стуком ставя урну на стол.
Стинки вздрогнул, словно испугавшись, что духГертруды вырвется из урны, как джинн из бутылки. В комнате воцарилось молчание, и на долгую минуту всем, даже Лукасу, показалось, что проницательные глаза
Лукасу захотелось вновь стукнуть урной, чтобы развеять чары.
Его волевое лицо напряглось.
— Могу ли я вернуть вам деньги? — Он небрежно пролистал завещание. — Это не так просто. Опротестовать завещание, в котором все состояние предназначается одному члену семьи за счет остальных, нетрудно. Но благотворительные фонды, такие, как этот, с их тщательно продуманными, неприступными юридическими документами — совсем другое дело, особенно если фонд существенно поддерживает ряд мощных благотворительных организаций, на страже интересов которых стоят целые своры юристов.
— Но ведь Бет обманом заставила бабушку отдать ей все…
— Нет, не все. Ваша бабушка позаботилась обо всех вас — по крайней мере, так сочтет большинство судей. В строгом смысле слова ваша кузина не унаследовала состояние, мисс Моуран. Ей просто поручено управление фондом.
— За громадную плату?
— Шестизначная сумма ежегодного жалованья за управление таким огромным предприятием едва ли может считаться из ряда вон выходящей.
— Бет — воровка и преступница!
Лукас ощутил нелепое желание защитить отсутствующую наследницу.
— Это серьезные обвинения, но доказать их будет нелегко. Судя по нарисованному вами облику Бет — доброй самаритянки, занимающейся строительством домов для бедных в Мексике, — будет трудно и неприятно убеждать двенадцать незаинтересованных лиц в том, что она не станет честно выполнять последнюю волю вашей бабушки. Если она и вправду аферистка, у нас есть шанс. Но если нет… — Он помедлил. — К сожалению, присяжные и судьи склонны проявлять снисходительность к благодетелям. Я бы предложил вам самим поговорить с кузиной. Попытайтесь убедить ее, что это в ее же интересах — разделить деньги между всеми вами.
— Вы не представляете, как она упряма!
— Что ж, может быть, у кого-нибудь из вас найдется более удачное предложение.
Пара блестящих, как маслины, широко посаженных глаз под черными ресницами встретилась с его глазами, и Лукас похолодел, чувствуя в них жуткую ненависть и неумолимую волю.
Черные тучи накатывали с запада. Атмосфера в библиотеке постепенно накалялась. Лица одно за другим поворачивались к Лукасу, и все они были одинаково непреклонны.
Лукас чуть не содрогнулся. Неудивительно, что эта святая сбежала.
Странно, но его сочувствие к девушке только усилилось. Он пытался бороться с неожиданным чувством в самом себе, с тем, что оказался на стороне Чандры, а не Моуранов.
Нелепость. Он не может позволить себе такую неуместную симпатию.
— Если вы возьметесь за это дело, сколько вы хотите получить? — спросила Холли.
— Если я проиграю — ничего.
— А если выиграете?
— Дело в том, что могут возникнуть…
— Сколько?
— Сорок процентов. Плюс возмещение расходов.