Я тебя верну
Шрифт:
— Если помощь будет нужна, говори.
— Спасибо. Посмотрю, сколько займет времени. — Делаю глоток чая. Он горячий, я обжигаю нёбо, но прикладываю усилие, чтобы не показать этого. — Я тебе кое-что принесла. Может, интересно будет.
Лезу в сумочку, достаю конверт, а оттуда несколько снимков.
— Вот это с узи. Может, это уже неважно. Но вдруг.
Данил берет, смотрит.
— Здесь ей двенадцать недель. Вот тут двадцать одна. Видишь, носик какой... уже понятно всё.
Данил вновь улыбается, и я смелею. Набираю в грудь побольше воздуха и достаю из сумки
— Это фотография из роддома. Мирусе тут меньше получаса. Она такая была смешная! Но уже звездочка. Видишь, какие ресницы длинные. Все удивлялись. А ногти! Ой, это отдельная история. — Понимаю, что меня не остановить. Обычно стараюсь сдерживаться и поменьше трещать о дочке. Это для меня она самая прекрасная, а другие люди предпочитают своих детей. Но Данил слушает, и я врубаю пятую передачу: — Я попросила ножницы, но медсестра сказала, что в роддоме они запрещены. И я Миру ужасно запеленала, она себя поцарапала на второй день. До крови. Я так перепугалась! Рыдала, что родила в девятнадцать лет и ни на что не способна. Попросила Варю прислать ножнички тайком, запрятать в подгузники. И аккуратно, пока никто не видит, подстригла. Так страшно было. Там пальчики-то ой-ей.
Данил рассматривает фотографии, их пятнадцать. По одной с каждого месяца до года, плюс с узи и из роддома. Я не стала брать все, иначе мы бы тут сидели до февраля. Выбрала самые любимые. Минут двадцать болтаю, самой себе удивляюсь. Всё помню. Каждый день, когда было сделано то или иное фото.
— Стильно ты ее одеваешь, — хвалит Данил.
— Да! Спасибо, что заметил. Мы с Варей из-за этого чуть не подрались. Она же нашила всего Егору. Ну и кое-что мы купили, кое-что я подарила. А Мира мало того что младше, так еще и мельче. И получается, что ей можно вообще ничего не покупать. А мне так обидно было, что все вещи ношеные. Еще и мальчиковые. Нет, они нормальные абсолютно, ты не подумай, что рваные. Просто... я хотела ее наряжать. Ну и покупала новые украдкой. Варя пробовала меня ругать, но я не сдалась.
— Да, насчет денег, — начинает Данил. — Мы этот вопрос еще не решили.
— Это потом, — быстро обрываю я. — Пожалуйста, я сейчас не хочу обсуждать деньги. Очень устала за день. Сразу скажу: на алименты подавать пока не буду, надеюсь на твою совесть. Но, если что, имей в виду, я подам.
— Напиши мне сумму, которую ты бы хотела получать в месяц.
— Напишу, — соглашаюсь я.
Данил кивает. Он в основном молчит, но кажется, моя болтовня здорово разряжает обстановку. Мы не ссоримся. Не упрекаем друг друга. Начинает казаться, что у нас все может получиться.
Данил вновь пересматривает фотографии. Одну за другой.
— Это я, — говорит Мирослава деловито. Придвигается ближе.
Она обожает, когда ее обсуждают.
— Такая маленькая тут, — отмечает Данил, вновь останавливаясь на фотографии из роддома.
— Да. Не говори! О, слушай, у меня же есть коробочка. Если тебе интересно... как-нибудь покажу. Она дома. Я храню в ней снимки с узи, первую соску, одежду с выписки. Носочки, шапочку... Только первых тестов нет. Я сразу их выбросила, потому
Данил поворачивает голову в мою сторону, его глаза темнеют. Я захлопываю рот. Током пробивает, да так, что волоски дыбом.
Зря.
Глава 23
Зря я разоткровенничалась! Увлеклась и забылась.
Делаю рваный вдох и понимаю, что, оказывается, все это время чувствовала аромат туалетной воды Данила.
Следом до меня доходит, что мы сидим слишком близко. Я пододвинулась, пока рассказывала про фотографии, чтобы было удобнее. Миронов не отстранился. Между нашими плечами сантиметров десять, мы почти касаемся.
Я гадкая! Думаю и говорю о нас, о себе, о своей боли. О тех страшных днях, когда была уверена, что моя беременность не от любимого. Я никогда ни с кем это не обсуждала, только с врачом и психологом из женской консультации. Считала, что рана зажила, но на самом деле, тронь — продолжит кровоточить.
Прочищаю горло и излишне поспешно возвращаюсь на свое место. Натянуто улыбаюсь. Мысленно прошу: «Только не нападай. Пожалуйста. Не ругай меня. Не бей упреками. Я знаю. Сама всё знаю!»
— Когда ты узнала, что Мирослава моя? — спрашивает Данил приглушенно.
Они с Мирой вновь рассматривают нарисованных на бумаге динозавриков.
Господи, они еще и выпуклые, оказывается!
— Через несколько дней, как пошла к врачу. По срокам посчитали. Зачатие: конец августа — начало сентября. Возможно, это был наш первый раз.
Я везучая.
— Тогда все изменилось? — его спокойный настойчивый голос меня обволакивает.
Утаскивает в прошлое. Во времена нашей близости, когда Данил мог подолгу лежать на мне — большой, горячий, уставший. Я гладила его плечи, ерошила волосы на затылке. Мы обсуждали разные темы, шутили, флиртовали. Часами. Все было просто.
Столько всего с тех пор случилось! Он женился. Я была с другими мужчинами. А ведь отлично помню время, когда был только Данил. Только он один. Моя душа была легкой, словно перышко.
Подгибаю пальчики ног, сжимаю колени. Вновь током простреливает. Я беру себя в руки, потому что рядом дочь. Мы здесь из-за нее, а не из-за нас. Мы — в прошлом.
Данил задал вопрос, смотрит на меня и ждет. Нужно ответить.
— Да, изменилось, — говорю твердо. Опускаю глаза и добавляю: — Никогда не забуду, что почувствовала, узнав правду. Я... словно на крыльях полетела, — улыбаюсь. Мурашки бегут по спине.
Не смотрю на Данила. Ни в коем случае. Перед собой только. Краем глаза наблюдаю за Мирой, которая добралась до пачки салфеток и скидывает их на пол. Вот хулиганка! Данил верно ее окрестил.
На сотовый падает сообщение. Я достаю телефон и вижу, что оно от Лёши. Внутри вспыхивает радость.
«Я приеду?» — спрашивает Алексей.
Данил молчит. Опасно. Моя откровенность была опасной. И совершенно ненужной. У меня есть Лёша.
— Количество наших секретов друг от друга в то время зашкаливало, — произносит Миронов. Наклоняется и поднимает салфетки, сминает их и сжимает до белых костяшек.