Я твоя черная птица
Шрифт:
— Только волосы пока не заплетай, пусть так побудут… и на солнце пока не показывайся.
— Не могу же я ходить по замку как русалка?
— Зачем тебе куда-то ходить?
Он как-то странно это сказал, у меня екнуло сердце и ослабли коленки. Потом я разозлилась на себя, потому что, хоть я и посвежела немного, между нами всё равно была целая пропасть. Он был дамский мастер, который беспокоился о своей клиентке, что тут еще можно было предположить?
— У меня, знаешь ли, много дел, — заявила я.
— Веста, —
— С пятью?..
— Или сказку о звездной любви, хочешь?.. Или о большом белом городе, где все люди счастливы и всемогущи как боги…
Он хотел, чтобы я что-то поняла, он о чем-то меня просил. Я забыла всё: и кто я, и куда мне надо.
— Я никуда не пойду, — прошептала я совсем беспомощно.
Веторио не выпускал моих плеч.
— Скажи… ты ведь испугалась за меня?
— Конечно…
— Ты ведь не знала, что я монстр?
— Что ты бог, — поправила я, я не сомневалась, что Веторио — это то же, что и Мим, только из плоти и крови.
— Веста, ты и правда считаешь меня богом? — спросил он почти с жалостью.
— Конечно, — сказала я уверенно.
— Какие вы тут все дети, — улыбнулся он грустно, — и ты тоже.
— Ну, знаешь, меня девочкой назвать трудно.
— Тебя вообще трудно определить. В тебе есть всё.
И это было сказано так печально, словно я ускользающая из рук золотая рыбка. "Режьте меня на части", — подумала я тогда, — "но чем-то я ему нравлюсь, это невозможно, но это так!"
— Всё ясно, — меня как будто даже начало подташнивать от волнения, — если б ты встретил меня в молодости, то влюбился бы в меня непременно.
— Зачем мне твоя молодость? — искренне удивился он, — я встретил тебя сейчас.
— Прекрати немедленно говорить всякую чушь, — сказала я строго, мне все-таки не следовало забывать о своем возрасте, о котором я с удовольствием бы не вспоминала еще лет двести.
— Какие вы тут все ненормальные, — Веторио пожал плечами, — красота или молодость — это же, как нарядное платье, им можно восхищаться, но оно не есть суть… это всё делается за деньги: розовая кожа, форма носа, цвет глаз, стройные ноги…
— У вас! — сказала я с раздражением и обидой, чем окончательно себя выдала, — где-то там у вас на другой планете, не знаю только, на голубой или на сиреневой… ты можешь говорить что угодно, всё равно это только слова.
— А если я тебя поцелую?
— Не выдумывай.
Его руки выпустили меня, но только для того, чтоб утонуть в моих волосах и держать в ладонях мою голову. Этот нехитрый мужской прием превратил меня в тот кусок теплой глины, с которым можно делать всё, что угодно.
— Ты не хочешь, Веста? Тебе неприятно?
— Ты ненормальный, — от волнения я уже перешла на шепот, потому что голос пропал.
— Ты тоже.
Больше возразить было нечего. Только ненормальная женщина могла на старости лет влюбиться до безволия, до потери сна и аппетита и всякого здравого смысла.
Я встала на цыпочки и обвила руками его шею. Эти несколько минут я была совершенно счастлива, бездумно, глупо, телесно счастлива. Тысячу лет я не ощущала себя слабой гибкой веточкой в мужских руках и не подозревала, что меня саму можно приласкать, как ребенка. Мы стояли посреди комнаты, обнимали друг друга, а вокруг плыли сиреневые пески, белые города и планеты с пятью лунами…
— Так не бывает, — подумала я, — наверно, это сон.
Но это оказался не сон, я это поняла очень скоро, когда ощутила такую знакомую смутную тревогу в груди. Это было ужасно некстати!
Веторио целовал меня за ухом, там, где кончаются волосы и начинается ужасно чувствительная кожа. Тихонько оттолкнув его, я вздохнула и отошла к окну. Двор был пуст. В полуденную жару все прятались в тени. Неожиданно вспомнилась Арчибелла и высокая трава на утесе…
— Веста, — позвал он.
У меня уже заболела голова, и заныло сердце. Так и должно было быть. Тревога росла.
— А теперь оставь меня, — сказала я набирающим твердость голосом.
— Ты что? — удивился Веторио, снова подходя ко мне.
— У меня дела, — объяснила я неохотно, — иди к себе.
— Какие дела?!
Такого он, конечно, не ожидал. Он думал, что я, хоть и не молодая, но все-таки женщина. А я была черной птицей!
— Я постарше, чем тебе кажется, — говорила я, прислушиваясь к себе, — и дела для меня что-то значат.
"Это не на утесе", — уже поняла я, — "значит, в барахолке. Надо бежать туда!"
— Я так быстро тебе надоел? — усмехнулся Веторио.
— Потом, — сказала я нервно, — потом, Тори.
Голова раскалывалась. "Нет, это не в барахолке", — ужаснулась я, — "это ближе. Это здесь, совсем рядом. В покоях Филиппа! Господи, неужели он там?!"
К боли прибавилась тошнота. Я не стала дожидаться, пока мой юный поклонник уйдет, и быстро вышла в коридор. Веторио выбежал следом. Он встал у меня на пути, как будто знал, в какую сторону я пойду.
— Куда ты, Веста?
— Какая тебе разница?! — возмутилась я.
Тревога лишала меня всех человеческих качеств. Это была уже не я. Это была черная птица. Мы стояли друг напротив друга как два упрямых бычка на одном мосту. Веторио не выглядел уже удивленным, тем более, обиженным. Он смотрел на меня разочарованно и устало, глаза совсем погасли.