Я твоя пленница

Я влюбилась в Люка, когда мне было четырнадцать. Помню этот момент во всех подробностях.

Мы праздновали семнадцатилетие моей старшей сестры Алиссы. Треть деревни собралась у нас дома, так что места едва хватало, и мне с двумя девочками пришлось сидеть на раскиданных по полу подушках.

Я уже доедала порцию жаркого, когда наш сосед взял в руки лютню и предложил что-нибудь сыграть.

– А никто не хочет спеть? – поинтересовалась тетя Роза.

– Ниада хочет! – воскликнула Джетта,

– Ничего я не хочу, – возмутилась я.

– Это прекрасная идея, – тетя Роза хлопнула в ладоши. – Алиссе будет приятно.

И тут же, несмотря на мои возражения, объявила, что я приготовила сестре музыкальный подарок. Я стрельнула в Джетту злым взглядом, но та лишь довольно ухмыльнулась. Ее подружка Карин тоже не спешила меня выручать.

– Ниа, как здорово, – подхватила моя мама.

Теперь все смотрели на меня, и пришлось подниматься на ноги.

– Что ты нам споешь? – поинтересовался отец.

Я сжала в кулаке краешек юбки, не зная, что ответить и как не сгореть со стыда.

– А давай «Влюбленных в тумане»! – предложила Алисса. – Люблю эту песню.

Я тоже ее любила. Она о двух влюбленных, которые однажды заблудились в тумане и никак не могли найти друг друга. Пока не начали петь.

Беда была в том, что у меня напрочь отсутствовал слух. Я любила музыку и с удовольствием слушала, когда кто-нибудь играл. Могла даже тихонько, почти про себя, подпевать. Но я знала, что стоит мне раскрыть рот и всерьез попробовать, ничего не получится. В голове у меня лилась прекрасная мелодия, а вслух почему-то получалось завывание невпопад.

Наш сосед провел пальцами по струнам лютни, рождая знакомую мелодию.

– Готова? – спросил он.

Я прочистила горло, продолжая нервно теребить юбку. Спиной так и чувствовала злорадный взгляд Джетты. Она знала, что я не могу петь, и мое унижение явно доставляло ей удовольствие.

– Да начинай уже! – чуть прикрикнула она.

Я сглотнула. Музыкант снова перебрал струны и посмотрел вопросительно. А я замерла и не могла пошевелиться. Даже пальцы побелели.

– Я спою с ней, – раздался бодрый голос Люка. – Это дуэт, в конце концов.

От неожиданности я моргнула и выпустила многострадальную юбку.

Люк поднялся из-за стола и вышел ко мне.

Высокий статный молодец на два года старше меня. У него были русые волосы редкого платинового оттенка и глаза, голубые, как небо в ясную погоду.

Он встал рядом и, взяв меня за руку, легонько сжал мою ладонь.

– Я помогу с ритмом, – сказал он, улыбнувшись.

– Спасибо, – прошептала я, настолько удивленная, что, кажется, даже забыла улыбнуться в ответ.

Сосед начал играть, а мы начали петь. Люк то и дело чуть сжимал пальцы, давая мне знать, когда идет моя строчка, когда нужно чуть быстрее, а когда медленнее. Не знаю, как ему это удалось, но в тот раз даже мой голос звучал куда приятнее обычной писклявости. А уж мягкий, ласкающий голос Люка можно было слушать вечно.

Я словно бы раздвоилась. Одна я пела и притом вполне сносно. А другая я любовалась на всё со стороны. Робкая девочка с черной косой и самый красивый парень в деревне, по совместительству и сын вождя. Поют о любви друг к другу. Это было прекрасно.

Я даже не заметила, как злорадство Джетты сменилось на зависть. В ту минуту для меня никого не существовало. Только блестящие глаза Люка и его теплая ладонь, ставшая для меня проводником сквозь тот самый туман.

Жаль, что песня не была бесконечной.

– Великолепно! – Алисса захлопала, когда музыкант перестал играть.

Люк выпустил мою ладонь и отвесил благодарной публике легкий поклон. На меня он больше не смотрел, и на негнущихся ногах я вернулась к своей подушке.

– Видишь, а ты волновалась, – заметила тетя Роза. – Прекрасно же вышло.

Она сказала что-то еще, но я ее не слушала. Мое сердце колотилось слишком быстро, а щеки налились краской. Мне стало тяжело дышать, и я испугалась, что вот-вот упаду в обморок. А потому поспешно села и на всякий случай прислонилась спиной к стене.

Так я впервые в жизни влюбилась. И тогда была уверена, что единственный.

После дня рождения Алиссы мы не раз виделись с Люком. Вождь назначил отца своей правой рукой, и нас то и дело приглашали к нему в гости. Но его сын в мою сторону не смотрел совсем.

Здоровался, всегда был приветлив и вежлив, мог даже изредка спросить за совместным ужином что-то вроде «Не передашь хлеб?», но в остальном я словно для него не существовала. Люк глядел на меня равнодушно. Не холодно, не зло. А просто равнодушно. Без эмоций. Есть я или нет меня – было все едино. И я не раз задавалась вопросом, что сподвигло его тогда меня спасти. Только спросить об этом, конечно, не решалась.

У Люка было много девчонок. Его часто видели то с одной, то с другой. Сплетничали, что с некоторыми он встречался после заката. Пару раз его якобы ловили на сеновале в непристойном виде. Но доставалось всегда его подругам. Как сыну вождя, Люку было многое позволено. А вот девушкам было положено думать головой и блюсти свою честь.

В этом смысле мне даже повезло. Меня никто не искушал. Я знала, что Люку неинтересна и меня на сеновал он никогда не позовет. Я бы вряд ли согласилась. Но даже думать об этом было смешно. Вроде как мечтать о том, что делать с подарком, который никто и не думал дарить.

Вечерами, расплетая свою черную косу до пояса, я смотрела на себя в зеркальце. И иногда задумывалась, а что не так? Может, не красавица, конечно, но не уродина ведь. Кожа светлая, глаза интересные. В темноте вроде как карие, а на солнце зеленые. Как у моего папы.

– Скоро совсем большой станешь, – заметила как-то мама, глядя на меня с порога комнаты. – На такую невесту очередь из женихов выстроится.

Я улыбнулась, потому что маму любила. Но ей, конечно, не поверила. Была бы я хоть сколько-нибудь интересной, давно бы уже кто-нибудь позвал на свидание. Пусть не Люк, но хоть кто-нибудь. А никого не было.