Я в Лиссабоне. Не одна (сборник)
Шрифт:
— Ты думаешь?
— Думаю. Из вас троих ты — самая интересная, поверь.
— Альбер, правила приличия вовсе не требуют от тебя говорить столько комплиментов. этого не требуют даже правила клуба, где работает Венсан.
— Слава Богу, — Котов надвинулся на катрин-денев-тещу рдеющим лицом, — слава Богу, я там не работаю. Честно говоря, я полагал, что работа Венсана — секрет. Но я ему признателен.
— Конечно, секрет. Полишинеля.
— Нет, правда, я ему признателен за этот день. — Котов овладел левой кистью катрин-денев-тещи и, повернув ее ладонью к себе, вдруг осознал, что повторяет движения Венсана. Belle Maman
— Альбер! Я все хотела. хотела спросить. Вы действительно совсем не знаете. Венсана?
— Не знаю, это правда! Кстати, а сколько ему лет?
— Могу сказать довольно точно — 19.
— Ничего себе, — Котов потер себе темя, — я думал, все же побольше. Совсем мальчишка.
— Дело не в возрасте. дело в другом.
— А в чем?
Но катрин-денев-теща, мягко высвободив кисть, отошла к противоположной стене, где наряду с картинами имелась и книжная полка. Оправив свитер и прическу, произнесла с некоторой торжественностью:
— Ладно, не будем об этом… все… Альбер, я хочу подарить тебе этот альбом. Будешь вспоминать об этом дне, о моем доме.
На глянцевой обложке с видом горной деревни значилось «Alpes Maritimes — mon amour», «Приморские Альпы — моя любовь». Альбомчик был карманного формата, что особенно радовало. Котов сообразил, что получает повод выказать горячую признательность. За все. Он снова надвинулся и, аккуратно сграбастав тетю Изабель, нашел губами ее теплую шею. Между поцелуями он бормотал: «Merci, merci!» «Ну что вы, Альбер!» — отвечала Изабель слегка удивленно. Выражение благодарности затянулось, становясь все более настойчивым. Котов оставил уставшую от поцелуев шею тетушки — которую не нашел увядающей, — поскольку почувствовал, что созрел для большего. Крохотная заминка (он опустился на корточки) дала повод для быстрого самоанализа. Он осознал, что ведет себя как банальный обольститель из полузабытого фильма. Но его азарт и возбуждение были неподдельны. И, кажется, одним из источников было впечатление от стиля Венсана, его замашек. Изабель философически сдержанно отнеслась к тому, что молодой художник нашел под свитером ее в меру выпуклый живот и поцелуями выразил к нему почтение. Но когда Котов стал судорожно расстегивать ее белые брюки, нетерпеливо их дергая, она произнесла ожидаемое:
— O, mon Dieu! Альбер, что вы делаете?!
Далее этого, впрочем, протест не пошел. Котов с пылающей физиономией спустил Belle Maman брюки до полных колен и жадно припал к обнаженным местам. Потом развернул мадам к себе задом. Роль, намеченная ему Венсаном, оказалась впору. Изабель еще пару раз повторила свое «о, mon Dieu!», когда русский художник порывисто принялся лобызать ее ягодицы. Но когда он, жарко дыша, повел себя еще более радикально, она почему-то замолчала. Мягкая своевременная покорность, проявляемая гранд-дамами, всегда покоряет более, чем их пасмурное чувство достоинства. Котов даже позабыл о наставлениях опытного друга — настолько он был захвачен процессом. Изабель была при этом достаточно сдержанна, но по ее отрывистому дыханию он мог догадаться, что процесс не лишен приятности и для нее. Десятью минутами позже они очутились на одном из диванов, уместившись чудом — лицом к лицу. Изабель так и не избавилась от джемпера, задранного до подмышек.
— Ты просто класс! — пробормотал Котов, сжимая ее
Котову было теперь хорошо и уютно. Он гладил спину и бедра тетушки, блаженно жмурясь. С улицы доносился плеск воды.
Его внезапно заинтересовало одно обстоятельство:
— А что, с Венсаном… как-то по-особенному хорошо?
Изабель свела брови:
— Понятия не имею. Да с чего ты решил? Он — игрушка Ингрид. Я не играю чужими игрушками.
— Я так понял, Ингрид иногда дает поиграть подругам.
— Перестань! Это не для меня. Кроме того. есть и другие соображения. Ладно, слушай, я сейчас свалюсь на пол. На этом диване можно сидеть, но не лежать.
Она встала, взяла с низкого стеклянного столика пачку дамских сигарет и вернулась на соседний диванчик. Положив ногу на ногу, закурила.
— Ты не против?
— Кури, пожалуйста! Слушай, тебе очень идет — в одном джемпере. У тебя красивые ноги.
— Полноваты, если честно.
— и красивая попа.
— Что, правда?
— О! Абсолютная правда!
— Приятно слышать это от художника. Ты ведь художник?
— Я-то? Да…
— На мне, кстати, было очень красивое белье. Примерно такое носит Катрин Денев. Жаль, ты совершенно не присмотрелся!
Тетя Изабель озорно улыбалась. Котов потянулся:
— Знаешь, как говорят русские художники — не трусы красят попу. По-французски звучит как-то не очень. Ну ладно. А что ты там хотела сказать о Венсане?
— Ничего.
— Нет, правда, что?
— У тебя какие-то планы в отношении него?
— Да нет, — помотал головой Котов, — какие планы? Просто так. Просто любопытно.
Он подсел к ней и приобнял. Она улыбнулась и пустила в сторону тонкую струйку дыма.
— Тебе просто любопытно. А я смотрю на это по-своему. У меня сын всего на четыре года старше Венсана.
— Он учится?
— Кто — сын? Он не учится, он уже работает. В Лионе. У меня есть еще и дочь, она на год постарше. Она живет в Марселе.
— А внуков еще нет?
— Внуков нет. Дочь в точном соответствии с твоей теорией замуж не торопится.
— Слушай, — Котов возвысил голос, — тебя ведь можно считать очень свободным человеком! Ну, по моим представлениям.
— Да. Вероятно, ты прав. И что?
— И какие приоритеты в жизни свободной женщины? Что теперь в твоей жизни главное?
— Я понимаю, на что ты намекаешь. Ну да, на первом месте, наверное, был бы секс. Но с ним, видишь ли, есть кое-какие проблемы… Ты вспоминал тут Катрин Денев. Она хоть и старше меня на 10 лет, но на нее сохраняется довольно высокий спрос. А я в основном сижу здесь, в горах, и в город выбираюсь нечасто. Зато есть много времени заботиться о здоровье. И еще, конечно, дом отнимает время. Вот так.
— Это дом твоего мужа?
— Да, первого мужа. Он умер восемь лет назад, ему только исполнилось 52. А со вторым — не сложилось. А ты не женат?
— Пока нет. И даже не планирую, — твердо сказал Котов.
Они уезжали в девятом часу вечера. К машине, на нижнюю террасу спустились вместе с ними хозяйка — тетя Изабель и Ингрид. Долговязая Бьянка осталась торчать в одной из гостиных у телевизора и провожать их не вышла, что Котова почему-то не удивило. Хозяйка виллы была в приподнятом настроении, а Ингрид, похоже, грустила.