Я в моей голове
Шрифт:
– Несмотря на мой комсомольский атеизм, я порой со страхом думаю, что бог все-таки есть. Некоторые вещи, из сегодня представленных Вам, принадлежат другим людям. В том числе и эта икона. Поверьте мне, что мы совсем не желаем связываться с криминалом, и про каждый предмет досконально выясняем его происхождение и историю. Если это возможно, конечно. Так вот, про данную икону и другие некоторые вещи, которые тоже, несомненно, Вас удивят, могу рассказать. Эти предметы унаследованы от давно умершего священнослужителя. Через несколько поколений новым владельцам они стали мешать в квартире. Так как цены им хозяйка не знала, то попросила сына выкинуть их, освободив кладовку. По неизвестно причине, может божественное провидение вмешалось, он их не выбросил, а вынес в сарай. Когда мы, такие красивые, в новых обновках появились перед сверстниками, благодаря Вам (киваю благодаря), пришлось намекнуть о продаже нескольких икон в столице. Вот этот парнишка и захотел за счет тех предметов приодеться. Вот они перед Вами.
Соломоныч долго пристально вглядывался в меня и Фила, изображающих безмятежный вид, а потом вдруг захохотал, откинувшись на кресле.
– Да, давно я подобного не слышал.
– Произнес он, вытирая платком слезы.
– На что, только не способно наше безграмотное и бескультурное население.
– А вы представляете стоимость этой иконы?
– Снова уперся взглядом в меня.
– Догадываюсь, что у Вас на столе лежит кооперативная трехкомнатная квартира в Москве.
Соломоныч заметно смутился. (Наверное, жалеет, что непроизвольно выдал себя и позволил мне задрать цену).
– Конечно не квартира, но близко, очень близко, - забормотал он, вновь изучая икону.
Он снова уставился на меня.
– Сколько вы за нее хотите? Учтите, что на квартиру у меня сейчас денег нет. Я могу сегодня предложить ее настоящему ценителю. Тогда вы сможете получить максимально возможную сумму, за минусом моего процента. Как вы видите - я с вами предельно откровенен. Итак, я вас Сережа слушаю.
– Извините Евгений Соломонович, нам надо посоветоваться, - произношу, поднимаясь со стула.
Выйдя на улицу, выложил Филу свои резоны, предположив, что мы можем за эту икону получить до 5000 рублей. Но ниже 3000 рублей не продавать. Хотя цена иконы может доходить до 10000 рублей. Но нам их никто не даст. Если мы рассчитываем и дальше сотрудничать с Соломонычем, то нам стоит пойти немного ему навстречу и немного уступить. Фил предложил дождаться ценителя. У меня были обязательства перед ребятами и мне нужно было время для покупок. Поэтому решили разделиться, после оценки остальных предметов и их продажи.
Когда мы вернулись в кабинет Соломоныча, я увидел, что к той иконе были отложены еще одна икона и книга с застежками. Антиквар вертел в руках очередную икону.
– Итак я слушаю Вас, Сережа.
– Он поднял на меня глаза.
– Уважаемый Евгений Соломонович, я тоже буду с Вами предельно откровенным. Эти предметы (кивнул на отложенные вещи) не наши. Нам их доверили наши друзья. Мы не можем не оправдать их надежд. Поэтому давайте закончим с остальным нашим товаром, а потом снова вернемся к предметам, которые у Вас вызвали повышенный интерес. Поверьте, мы ценим наше с Вами сотрудничество и собираемся и дальше поддерживать наши деловые отношения. Я не хочу уменьшать Ваш заслуженный гешефт. Конечно, если у Вас не найдется необходимой суммы сегодня, то можете позвонить своему знакомому и вызвать его. Но мы предпочитаем не вмешивать других людей в наши отношения. Вы, надеюсь, тоже?
Во время моего монолога Соломоныч пытался сохранять невозмутимый и доброжелательный вид, но чувство досады, растерянности, неуверенности иногда проскальзывали на лице. (Все-таки, выбила его из привычной колеи эта икона). На мой вопрос он непроизвольно кивнул, и опять смутился.
– Я не сказал, что у меня нет таких денег. Я имел в виду, что таких денег нет здесь.
– Поправился он.
– Конечно, давайте сделаем так, как вы хотите.
– Снова вид прежнего Соломоныча, снова непрерывный убаюкивающий говорок. Только нет, нет, а взгляд его натыкался на предметы, отложенные на края стола.
Я предложил оценивать товар попредметно, объяснив, что нам надо будет рассчитываться с владельцами. Соломоныч признался, что это разумно и мы стали торговаться за каждую вещь. Фил, пристроившись на углу стола, заносил суммы в свою, ранее подготовленную таблицу. Даже моя книга из сарая была оценена в 80 рублей.
Перед оценкой наиболее ценных предметов Соломоныч попросил нас выйти прогуляться и перекусить на полчаса. Фил был недоволен моим решением не дожидаться другого антиквара. Он вообще мечтал устроить аукцион между ними. Я порекомендовал ему посмотреть на мир реально. Соломоныча мы знаем и знаем где он находиться. А неизвестный человек - кто для нас и мы, кто для него? А деньги уже пошли большие и нет никакой гарантии, что новый человек не захочет вернуть их назад. В этой среде нет понятий порядочности, чести, дружбы и т.д. Пусть мы потеряем тысячу, другую, но жадность нас не доведет до добра. Соломоныч заинтересован в нас для долгосрочных отношений и пока нас не кидал. Поэтому нам лучше общаться только с ним. А иконы, все равно не наши. Нехотя Фил согласился с моими доводами. Вот так друзья и компаньоны и разваливают совместный налаженный бизнес, когда появляются большие деньги и начинает жадность затмевать разум. Видя на лице Фила борьбу эмоций, решил надавить:
– Юрка, я этот бизнес придумал, позвал тебя, нашел ребят с их иконами. Пусть мое решение и слово будет последним. Если ты не согласен, то по возвращении из Москвы разделяем деньги и начинай сам заниматься этим делом отдельно. Продолжай, но только не с Соломонычем. Почему - надеюсь объяснять не надо? Это, как яблоки с яблони рвать. Можно рвать доступные тебе и быть в шоколаде, а можно попытаться сорвать более привлекательные с вершины и тогда можешь сорвать, а можешь сам сорваться и свернуть шею. Тогда уже никаких яблок не надо будет. За меньшие суммы убивают.
Фил испуганно взглянул на меня:
– Ты чего взъелся то? Согласен я с тобой. И главный ты. Занесло меня.
– Тогда на лицо - маску равнодушия и вперед, т.е. назад к Соломонычу. Перекусили, блин!
– разворачиваюсь к магазину.
Сегодня мы выручили около 8000 рублей. Из них Стасу отводилось более 2500 рублей, Вермуту - 140 рублей и Яшке - 80 рублей, Фролу - 60 рублей.
Я уточнил у Соломоныча адрес того склада-квартиры. Он удивил меня, порекомендовав позвонить по данному мне тогда телефону. При расставании Соломоныч был готов нас чуть ли не расцеловать. Наверное гешефт в этот раз превысил все его ожидания. А я почувствовал себя лохом.
В туалете какого-то кафе разделили деньги - мне мою долю и деньги ребят, Фил забрал свою долю. Я выписал на бумажки ребят суммы им причитающиеся. Поехали на вокзал по привычке прятать лишние деньги в камеру хранения. С вокзала Фил позвонил по нужному номеру и сообщив пароль (шпионы блин!) "записал" тот же адрес. Там нас встретил тот же парень. Я озвучил свое желание про куртку и мужские туфли 40-41 размера (отцу). Размер ноги у нас одинаковый, а вот у отца стопа шире. Протянул бумажку с размерами мамы и попросил подобрать что нибудь приличное для интеллигентной женщины 38 лет. Парень вгляделся в бумажку и обернувшись в глубину квартиры крикнул: