Я верю: ты меня слышишь
Шрифт:
Если сразу в наших дружеских отношениях и появилась какая-то неловкость, то уже к концу лета все прошло. Гермиона больше не заливалась румянцем, стоило мне появиться в дверном проеме. Теперь она не прятала свой взгляд. Вела себя естественно и непринужденно. Как всегда…
А я… Я все чаще начал незаметно рассматривать подругу, ловя себя на мысли, что мне многое в ней нравится: и каштановые кучеряшки, забавно обрамляющие лицо, и маленький прямой носик, смешно морщившийся при чтении, и изящный изгиб шеи… Мне нравилось, как она сдувала непослушную прядку с глаз во время
Я со странным чувством восторга, изумления и обреченности понимал, что мне начинает нравиться Гермиона Грейнджер… как девушка…
Но свою симпатию я проявлять не собирался. А зачем? И вот теперь, спустя четыре года, думаю: и почему я был таким трусливым и глупым? Правда, теперь я не боюсь признаться хотя бы самому себе, что испугался не столько неизвестной реакции Гермионы, сколько насмешек окружающих, того же Джорджа.
Глупец.
***
В школе мы с Джорджем всерьез занялись своими разработками для «вредилок», и времени на душевные терзания у меня не осталось. Я даже решил, что избавился от своего странного, пагубного пристрастия. Тем более Грейнджер погрязла в мире учебников и нескончаемой череде домашних заданий. Мы виделись только в Большом зале, и то сидели друг от друга на приличном расстоянии.
Мое сознание взбунтовалось, а сердце опять начало отбивать странный, слишком уж частый ритм в тот день, когда мы с Джорджем решили, несмотря на все запреты, бросить бумажки со своими именами в Кубок. За нами бежала веселая толпа. Все с восхищенными, нетерпеливыми криками ждали нашего шоу: мы с братом собирались перехитрить самого Альбуса Дамблдора.
И лишь ее негромкий голосок спокойно произнес:
— Ничего не выйдет. Видите, — изящный пальчик указал направление, — эту возрастную черту рисовал сам директор. Его не обманешь.
Гермиона сидела на ступеньках с книгой на коленях и неотрывно смотрела на нас… на меня. Ее слова почему-то болезненно резанули по сердцу. Ха! Сомневаешься, значит?! Ну так смотри! И мы рука об руку с братом переступили черту… И только хороший удар затылком об пол после знатного сальто в воздухе привел меня в чувство.
Права. Грейнджер оказалась права.
Пока мы с Джорджем на повышенных тонах пытались выяснить, кто из нас виноват в большей степени, в зал вошли болгары. И в тот день я впервые ощутил новое, неизведанное до этого чувство. Оно вцепилось своими острыми зубами мне в сердце, разрывая его на куски, оставляя лишь болезненные ошметки.
Ревность.
Я заметил, как Виктор Крам занес руку над кубком, опуская в чашу свое имя. Я заметил, как он посмотрел на Грейнджер. Я заметил в его глазах неподдельный интерес, хотя на лице у дурмстрангца не дрогнул ни один мускул. Я заметил, как Гермиона смущенно отвела взгляд и залилась румянцем, склоняясь ниже над раскрытой книгой. А еще я не мог не обратить внимание, каким пламенным взглядом провожала Грейнджер удаляющегося Крама. И почему мне захотелось придушить эту звезду мирового квиддича? Вот никогда он мне
С того дня в Большом зале я начал тратить практически все время не на прием пищи, а на наблюдение за этими двумя. И, нужно быть откровенным, чего-то угрожающего моему душевному спокойствию я не находил.
Гермиона всегда ела в компании книг, иногда отвлекаясь на разговор с Гарри или Роном. Она всегда сидела спиной к столу Слизерина и, соответственно, к дурмстрангцам.
Виктор всегда был невозмутим, спокоен. Его взгляд частенько блуждал по окружающим, но больше никогда не задерживался на интересующей меня девушке. И это не могло не радовать. Да что там! Я наконец-то смог дышать в полную силу, будто кто-то разрезал невидимый, сковывающий мою грудь обруч.
***
После первого испытания всю школу охватила любовная лихорадка. Серьезно, другого описания я так и не смог подобрать. Я все чаще ловил на себе влюбленный, пламенный взгляд Анджелины, а сам в это время незаметно наблюдал за Гермионой. Вот с кем я хотел пойти на этот бал.
За несколько дней до грандиозного события у нас с четвертым курсом было совместное занятие по Зельеварению. Снейп угрюмой тенью расхаживал по кабинету, следя, чтобы никто не вздумал списать. Но мысли студентов витали где-то очень далеко. До меня то и дело доносились обрывки фраз: Гарри с Роном никак не могли найти себе пару.
То, что произошло потом, меня испугало и, признаюсь, разозлило. Я видел, как Рон со смесью обреченности и решимости наклонился к Гермионе. Нет! Не смей! Но он пригласил ее на бал. Смог. Решился. В тот момент у меня внутри все оборвалось: не успел. Но… Грейнджер не спешила принять приглашение от новоиспеченного ухажера.
— Если хочешь знать, меня уже пригласили, — девушка подскочила со своего места, быстро подошла к Снейпу, вручила тому свою работу и, молниеносно вернувшись к столу, беспорядочно покидала в сумку вещи. — И я согласилась.
Последняя фраза болезненно резанула по сердцу. Кто?! Кто мог ее пригласить?! Вот когда мне захотелось придушить себя за нерасторопность.
После занятий Джордж дотащил меня до хихикающих сокурсниц: Джонсон и Белл бросали на нас с братом уж слишком красноречивые взгляды. Я знал, что Джорджу приглянулась Кэти, поэтому не удивился его выбору партнерши для танцев. Белл с самым счастливым видом приняла приглашение. Все выжидающе смотрели в мою сторону, а у меня язык не поворачивался пригласить Джонсон.
Мимо нас ураганом пронеслась Грейнджер. Я даже не пытался скрыть свой интерес: смотрел на удаляющуюся хрупкую фигурку…
— Я слышала, что Гермиону пригласил сам Виктор Крам, — вдруг со смешком произнесла Анджелина.
Видно, от нее не укрылся мой интерес к Грейнджер.
— Серьезно? — Джордж даже присвистнул. — Фред, представляешь, наша подружка будет танцевать на балу с самим Крамом!
Подружка. С самим Крамом…
Внутри меня поднимались волны ярости, обиды, отчаяния, раздражения. Хотя… я же сам во всем виноват. Сам дотянул до последнего. Идиот. И вот теперь придется созерцать Гермиону в объятиях этого выскочки.