Я верю: ты меня слышишь
Шрифт:
Ай! Да катись оно все в пропасть!
И я с самой счастливой улыбкой пригласил на бал Анджелину. К моему неподдельному изумлению, она моментально приняла приглашение.
***
Я не испытывал никакого удовольствия, стоя рядом со своей партнершей в Большом зале в тот злосчастный вечер. Анджелина то и дело касалась своей ладонью моей руки, что-то шептала на ухо, опаляя мое лицо своим горячим дыханием, теснее прижималась ко мне. Я на автомате обвил ее за талию.
И тут открылись двери, пропуская в зал Чемпионов с их спутниками. Мне показалось, что из моих легких вышибли весь воздух. В голове звучал ехидный,
Я заскрежетал зубами при виде своей обворожительной подруги. Гермиона будто расцвела: мой взгляд скользнул по ее точеной фигурке; по высокой, девичьей груди, так выгодной подчеркнутой тонкой тканью нежно-розового платья; по невероятно узкой талии, на которую уже легла широкая мужская ладонь; по хрупким обнаженным плечам; по изящной шее, так удачно выставленной на обозрение благодаря высокой вечерней прическе.
Гермиона была восхитительна. Для него. Не для меня. Наверное, именно это осознание и лишило меня рассудка тем вечером. После бешеных танцев, я ощущал себя странно. Я был будто опьянен, одурманен. Анджелина так льнула ко мне, так прижималась, что я не мог не понять, чего ей от меня хочется. Мы практически бегом добрались до Выручай-комнаты. Если на секунду я и замешкался, то настойчивые ладони, мягкие губы и требовательные постанывания в мой рот окончательно заставили меня потерять голову. Хотя всю ночь перед моим взглядом стояла совершенно другая девушка.
За завтраком я по привычке поднял взгляд на Гермиону и встретился с бездонными шоколадными глазами. В них я увидел огонек отчаяния и душевной боли. Я не успел сообразить, чем была вызвана подобная реакция, когда рядом со мной внезапно села Джонсон и, обвив руками шею, практически впечаталась своими губами мне в рот. Когда я вновь смог посмотреть по сторонам, Гермиона уже дошла до выхода из Большого зала.
Наверное, именно в ту минуту я испытал болезненную надежду: а вдруг она не так уж ко мне и безразлична? Но долго радоваться мне было не суждено.
Забежав в гостиную Гриффиндора, я услышал голоса: Лаванда, Парвати и… Гермиона.
— … серьезно, я слышала, как Джонсон рассказывала Белл! — писклявый голос Браун знали все.
— Ого! А ей понравилось? — глупое хихиканье Патил тоже невозможно было перепутать с чьим-нибудь другим.
— Она сказала, что Фред великолепен! — противный смешок Лаванды отразился от стен. — Надеюсь, все Уизли такие: я давно поглядываю на Рональда…
Громко откашлявшись, привлек внимание сплетниц. Браун и Патил вмиг покраснели: их лица приобрели свекольный оттенок. Девушки, стреляя глазками и глупо хихикая, выбежали из гостиной.
А Гермиона… молча смотрела на меня. Не мигая. Я заметил, как часто вздымалась ее грудь, как крепко переплелись между собой тонкие пальцы. Я заметил в глубоких карих омутах непролитые слезы.
— Гермиона, я…
Я хотел что-то сказать, хотел… мечтал оправдаться. Но что я мог сказать в свою защиту? Приревновал? Да… Но разве это обстоятельство давало право так поступить?
— Молчи, — сдавленно проговорила девушка и рванула вверх по лестнице.
К сожалению, в спальню девочек попасть было нельзя… Нам так и не удалось объясниться. А к обеду уже вся школа знала, что я и Анджелина официальная пара.
Твою мать.
Джонсон я тоже не мог обидеть.
Грейнджер больше на меня не смотрела. Как я не пытался перехватить ее взгляд, мне это не удавалось. Когда мы были в компании друзей, она вела себя как ни в чем не бывало: шутила, улыбалась, смеялась. А наедине нам так и не удалось остаться.
Незаметно подошел к концу этот учебный год, омраченный печально завершившимся Турниром. И мы все, глубоко скорбя по невыносимой утрате, разъехались по домам.
Каждый день я прокручивал в голове слова своего послания Гермионе. Каждый день я брал в руки листок пергамента, перо и чернильницу. Каждый день я убирал все это куда подальше, так и не решаясь написать.
========== Глава 2 ==========
Но уже через месяц я вновь оказался рядом со своей подругой.
Дом на площади Гриммо встретил нас насупленным домовиком, громкими криками хозяйки с огромного портрета, кучей хлама и сантиметрами пыли. Мы столько дней потратили на разборку этих завалов! Мама даже нас умудрилась приобщить к уборке, хотя мы с Джорджем все равно находили время на «вредилки», тем более было решено в этом году начать продавать их широкой публике.
Гермиона вела себя непринужденно, всегда улыбалась, часто смеялась с Джинни и Тонкс над только девчонкам понятными шуточками. На меня она смотрела не таясь: спокойно, без единого намека на обиду, ревность или симпатию. Как на друга. Точно так Грейнджер смотрела на Рона, Джорджа, Гарри, Сириуса…
Я тоже вел себя как обычно, не теряя звание главного весельчака, но если бы кто-нибудь знал, как внутри у меня все орало от невыносимого чувства потери и безысходности. Ей все равно. Смирилась. Переболела. Перетерпела. Забыла. Но… а было ли Гермионе что забывать? Может, это все было плодом моего богатого воображения? Быть может, я увидел симпатию там, где ее никогда и не было?
С Анджелиной я так и не порвал: она присылала длиннющие письма почти каждый день, я же отделывался краткой запиской раз в неделю. Хм… а самое паршивое, что я не чувствовал себя виноватым перед ней. Абсолютно.
***
Поздним вечером перед отъездом в школу я шел наверх, когда заметил в столовой неяркий огонек. Спать совершенно не хотелось, поэтому, поддавшись нахлынувшему порыву, я зашел в комнату.
Гермиона сидела боком ко мне в легком домашнем халате: одна нога была поджата под себя, а вторая, в пушистом белом носочке, едва касалась пола. В руках девушка держала стакан молока и пила маленькими глотками.
Грейнджер повернула голову на шум, и наши взгляды пересеклись. Гермиона задумчиво смотрела на меня. И мне на долю секунды показался огонек взволнованности в шоколадных омутах.
— Не спится… — тишину резанул ее негромкий голосок.
Я молча подошел и сел на соседний стул. Опершись локтем о столешницу, с интересом посмотрел на Гермиону. Красавица, хотя многие не согласились бы со мной. Мой взгляд скользнул по плавному изгибу темных бровей, по маленькому носику, задержался на пухлых губах. Они так и манили. В груди все переворачивалось от навязчивого желания сорвать запретный поцелуй… Гермиона, будто прочитав мои мысли, залилась румянцем и отвела взгляд.