Я все еще влюблен
Шрифт:
— Спасибо, Харпер. Пойду посмотрю, что делается в бильярдной.
— Кажется, там пусто…
Действительно, все три бильярда стояли без дела. На среднем, самом большом, лениво и бесцельно гонял шарь» старший сын Джемса Тернера — Джек, по прозвищу Жирный. Казалось, он был совершенно далек от тех кошмарных страстей, которые терзали сейчас посетителей этого дома. Увидев вошедшего, он оживился.
— На ловца и зверь! Сыграем, господин Энгельс?
Джек Тернер был известен как отличный игрок. Его триплеты и абриколи славились на весь Манчестер. Правда, он уже изрядно выпил, но это
Энгельс ответил со смехом:
— Что с евнухом, что с женщиной играть — не все ль равно?
— С евнухом? — удивился Тернер.
— Это не о вас, разумеется, — сказал Энгельс, выбирая кий. — Так у Шекспира говорит Клеопатра, когда ей приходится решать дилемму, с кем играть: со служанкой или с евнухом. А вы — какой же вы евнух! Вы известны в городе совсем с другой стороны.
Тернер самодовольно улыбнулся.
— Но позвольте, — сказал он через несколько мгновений. — Клеопатра с кием в руках? Разве в античном мире бильярд был уже известен?
— Нет, конечно, — Энгельс достал монокль и вставил в правый глаз.
— Так чего же Шекспир дурачит нам голову?
— Подумаешь! — Энгельс сделал пробный удар по шару, выбранный кий ему понравился. — Велика важность. Если бы все люди, особенно сильные мира сего, допускали лишь подобные ошибки… Как играем?
— Пирамидку.
— Идет. Какая ставка?
— Меньше чем на пять фунтов я, как всем известно, не играю.
Тернер безбожно врал: больше чем фунт здесь никогда не ставили. А пять фунтов были немалой для Энгельса суммой — его недельным жалованьем. Но он, понимая, как шатка надежда на выигрыш, все-таки задорно воскликнул:
— Пять? Хоть десять!
— Десять? — Мелок, которым Тернер намазывал острие кия, хрустнул у него в руках и рассыпался. — Вы готовы поставить десять фунтов, играя против короля манчестерского бильярда?
— Готов, ваше величество! Мне всегда нравилось играть против королей.
— Ну-ну, — зловеще промычал Тернер.
Сделать первый удар досталось Энгельсу. Он не хотел осторожничать и хитрить, его подмывало желание созоровать, показать свое пренебрежение к противнику, и он сильнейшим клапштоссом — ударом в центр битка, при котором биток после столкновения с шаром останавливается, — разнес всю пирамиду.
Тернер удивленно взглянул на противника и лишь потом — на темно-зеленое поле. Странное дело! Шары разметаны по всему пространству, но, кажется, нет ни одного, который бы ложился в лузу легко и верно. «Везет нахалу», — подумал Тернер. Однако наметанный глаз вскоре кое-что выискал. Первый шар он положил в угол изящным карамболем, второй — в боковую лузу простым, но четко выполненным накатом. Но и Энгельс, когда пришла его очередь, с одного кия тоже забил два шара, сперва двенадцатый, потом восьмой. Сумма очков у него оказалась даже больше на четыре, чем у Тернера.
Привлеченные высокой
— Что с евнухом, что с женщиной играть — не все ль равно? — повторил Энгельс, намазывая мелом острие кия и большой палец левой руки.
Тернер посмотрел на него с раздражением и плохо ударил: верный шар не пошел в лузу. А Энгельсу снова повезло — он положил в угол очень трудный шар. Человек явно был в ударе.
Вскоре Тернер забил еще два шара, билей у него стало больше, но по очкам он продолжал отставать.
Вдруг в зале послышался какой-то шум, раздался звук падающих стульев, невнятные выкрики. Кто-то вбежал в бильярдную с возгласом:
— Господа! В клуб рвется толпа неизвестных людей! Нападение!
Все бросились в двери. Тернер положил на стол кий с очевидным намерением присоединиться к большинству.
— Сударь, — спокойно сказал Энгельс, — партия начата. Ваш удар.
— Да, но если там нападение… — промямлил Тернер, нехотя беря кий.
— Какое еще нападение! Просто поскандалили пьяные. Кому нападать-то?
— Кому? — под внешним спокойствием и хмелем у Тернера, оказывается, тоже, как у всех, таился страх. — Разве вы не слышали, что в городе начинают пошаливать?
Он ударил, да так неловко, что шар перелетел через борт. Такое случается с ним раз в три года. Король, видимо, потерял твердость руки и остроту глаза.
— Кто же это? — добродушно спросил Энгельс.
— Известно кто — рабочие наших фабрик.
— Конечно, у них есть основание желать разнести в щепки наш клуб. Я думаю, они это могут и осуществить. Но невероятно, чтобы рабочие решили сделать это именно сегодня, когда я впервые выигрываю партию у короля манчестерского бильярда и имею шанс содрать с него десять фунтов.
Тернер, который поначалу, казалось, все больше и больше хмелел, теперь стал совсем трезвым. Он взял себя в руки и положил два отличных шара: один — красивейшим дуплетом в среднюю лузу, другой, висевший над угловой лузой, — труднейшим абриколем, ударом кия в биток, стоящий у самого борта. Да, это был все-таки подлинный мастер! Теперь у него стало больше очков. И тому и другому до победы могло хватить одного шара. Тернеру достаточно было забить любой шар с цифрой не ниже шести, Энгельсу для победы требовалось десять очков. На поле оставался лишь единственный шар, который мог дать ему победу одним ударом, — шар с цифрой «один», так называемый туз, имеющий одиннадцать очков. Энгельс понимал, что если предоставить противнику хорошую возможность для удара, то он, конечно, возьмет свои шесть очков, и все погибло. Надо было решать дело сейчас. Где туз?..
— Между прочим, ваше величество, — медленно говорил Энгельс, медленно обходя стол, — ваш знаменитый собрат и коллега Карл Девятый в ночь на двадцать четвертое августа 1572 года играл в Лувре на бильярде, когда услышал звон колоколов, призывавший католиков бить гугенотов. То была, как вы помните, Варфоломеевская мочь.
— О, господи! Какие мрачные сравнения! — без тени шутки воскликнул Тернер, опасливо поглядывая на открытую дверь и прислушиваясь к звукам в зале. — Меня, как я вижу, вы хотели бы видеть в роли не короля, а гугенота…