Я всемогущий
Шрифт:
— Оля, это Колпин. Отмени, пожалуйста, все мои дела на ближайшую пару дней.
— Платон Сергеевич! — Ангельский голос Ольги в трубке стал несчастным. — Но как же завтрашняя встреча…
— Отменяй всё, — я смотрел в окно на ноги, десятки пар ног, шагающих по перрону. — Я уезжаю.
— Куда?
— В отпуск, — без затей ответил я. И сразу стало легче. И действительно показалось, что я просто еду в отпуск — как когда-то давно, ещё до всех этих больших корпоративных и государственных дел.
Трубка молчала. Ольга пыталась осознать услышанное.
— А если будут звонить, спрашивать…
— Те, кому надо, могут позвонить мне напрямую. Остальные пускай ждут. Со мной связывайся, только если случится что-то из ряда вон… — я на мгновение задумался, — впрочем, нет, ничего такого не случится. Да, если журналисты будут доставать пресс-службу, то им пускай отвечают, что президент предпочёл не раскрывать место своего отдыха.
Дверь купе отъехала в сторону, и вошёл мой попутчик.
— Оля, ты всё поняла? — Я поспешил закончить разговор.
— Да, Платон Сергеевич, — с готовностью ответила она.
— Тогда отбой, — сказал я и прервал звонок.
Попутчик, хмурый мужчина средних лет в джинсах и потрепанном пиджаке, не поздоровавшись, принялся запихивать сумку в багажное отделение. Справившись с этой задачей, он уселся напротив меня и уставился в окно.
Поезд тем временем тронулся — незаметно. Когда-то я любил ловить это мгновение — между покоем и движением, хотя чётко ощутить его удавалось не всегда. Ноги на платформе сменились окнами соседнего поезда, затем длинной вереницей цистерн, а после — грязноватым бетонным забором, отгораживающим железную дорогу от Москвы.
Я ещё раз посмотрел на попутчика. Он обозревал пейзаж, время от времени морщась, как от головной боли.
Ещё один из тех, кого я стремился сделать счастливым. И что — стал он таковым?
— Ты счастлив? — спросил я вслух.
Попутчик оторвал взгляд от окна и недоумённо посмотрел на меня. Несколько секунд он вглядывался мне в лицо — я уже почти решил, что узнан. Но в конце концов он, судя по всему, сделал вывод, что мы незнакомы, а перед ним — просто случайный человек, который не прочь почесать языком от безделья.
Мужчина обернулся к сумке и вытащил из бокового кармана две бутылки пива. Одну протянул мне:
— Будешь?
Я покачал головой. Попутчик пожал плечами, ловким движением откупорил бутылку и хорошо к ней приложился.
— Нет, — наконец сказал он, не выпуская бутылку из рук. — Не счастлив.
— А почему? — спросил я. За окнами, понемногу ускоряясь, проплывали, как величественные корабли, современные небоскрёбы. — Вон, смотри, — я кивнул на них, — страна расцветает, богатеет, становится сильной. А ты почему-то не счастлив.
Попутчик ухмыльнулся:
— Да что мне до страны…
Я вопросительно смотрел на него. Он не спеша ещё раз хорошенько приложился к бутылке и сказал тусклым голосом:
— Жена от меня ушла.
Я безмолвствовал, ожидая продолжения. Мой собеседник тоже немного помолчал, видимо, взвешивая, стоит ли мне изливать душу, но всё-таки поставил бутылку на стол и рассказал:
— Позвонила мне, мол, встретила свою любовь. Вещи тихонько собрала, пока меня не было. А ведь мы с ней столько лет… — Он махнул рукой. — Хорошо ведь жили. Я всё для неё делал. Машенька то, Машенька сё… Люблю я её. И всегда любил. А она не ценила. Никакой другой бабы мне не нужно было. А у неё вот завёлся… — Он сжал кулаки.
— Давно ушла? — Я чувствовал себя хирургом, изучающим историю болезни.
— Позавчера, — мужчина вновь потянулся к бутылке. — С тех пор ни слуху ни духу. А я вот взял билет — и решил поехать к брату в Муром. Не могу я в той квартире, нашей. Всё там про неё напоминает.
— Позвони ей, — медленно сказал я. — Позвони сейчас, пока трубка ещё ловит.
— Зачем? — Мужчина замер, не донеся до рта горлышко бутылки.
— Позвони. В жизни всякое случается. Может быть, она уже раскаялась, поняла, что жить без тебя не может, что сделала ошибку.
Попутчик покачал головой:
— Нет, не верю. Ты бы слышал её голос. Да и что я — совсем себя не уважаю, бабе навязываться?
— Позвони, — я взял его телефон, терпеливо лежащий на столике, и вложил ему в руку. — На, набирай номер.
В глазах мужчины загорелись неясные огоньки. Кажется, он стал надеяться.
— Позвони, — ещё раз сказал я.
Он, взглянув на меня исподлобья, набрал номер. До моего слуха донеслись длинные гудки. Один, второй, третий. Четвёртый гудок оборвался — и я услышал далёкий женский голос: «Алло?»
Попутчик вздрогнул, быстро встал и вышел из купе, затворив за собой дверь. Из коридора глухо и неразборчиво донёсся его голос.
Я отвернулся к окну. Я знал, чем закончится разговор.
Через десять минут попутчик вернулся с посветлевшим лицом и, не скрывая радости, воскликнул:
— Ты себе не представляешь! Она ждёт меня дома, умоляет вернуться! Сказала, что любит, что дура, что не понимала…
Я кивнул:
— Я же тебе говорил.
Осчастливленный мужчина достал сумку и принялся кидать в неё всё то, что четверть часа назад вытащил. В это время в дверь купе постучали. В проёме появилось лицо проводницы:
— Билеты приготовьте, пожалуйста.
— Девушка! — радостно крикнул мой попутчик. — Какая у нас следующая остановка?
— Вековка, — удивлённо ответила проводница. — А билет-то у вас есть?
— Да есть у меня билет! — Мужчина полез в карман куртки. Казалось, он был готов расцеловать всех — и проводницу, и меня заодно.
Девушка проверила билеты, справилась, не желаем ли мы чаю, и вышла. Попутчик собрал вещи и, сияя, уселся напротив меня.
— На Вековке, как выйдешь, перейди пути по эстакаде слева, — сказал я. — Через шесть минут после нашего прибытия будет электричка до Москвы. Придёт по расписанию, ты успеешь.