Я – Ясон. Книга 5
Шрифт:
Нино почти не пила. Продолжая выискивать в лице Романова нечто такое, что привыкла видеть в лицах других людей, она весь вечер смотрела на него так, словно, по-прежнему, не могла понять: кто он такой, что он такое говорит, и действительно ли говорит то, что думает.
Впрочем, понять, о чем Романов думает было несложно. Несмотря на то, что говорил он много и на разные темы, всё сказанное им можно было уместить в одну фразу: «Во всех неприятностях виноваты женщины». Развивая мысль, поведал историю взаимоотношений Пушкина с Натальей Гончаровой, которую в качестве примера приводил всякий раз, когда хотел показать, до каких бед доводит поэтов любовь к ветреным красавицам. Подробно остановился на эпизоде, когда экипаж Натальи встретился Пушкину на дворцовой набережной, в то время как сам Пушкин вместе со своим секундантом Данзасом направлялся на Черную речку, и горько посетовал на то, что супруги, разъехавшись по разным сторонам дороги, не заметили друг друга.
– Такое, к сожалению, случается. Жена Пушкина, как известно, была близорука, а сам Александр Сергеевич, видимо, погруженный в тяжелые думы о предстоящей дуэли, смотрел в другую сторону.
Внезапно Нино приподнялась со стула. Выпрямилась и ласково погладила Романова по щеке.
Романов умолк. Увидев то, с каким напряжением она всматривалась в его лицо, ожидая ответной реакции, понял, что теперь у него есть только два пути. Один – сделать вид, будто ничего особенного не произошло, и как ни в чем не бывало продолжать рассказывать любовные истории поэтов. Другой – начать творить любовную историю самому.
Решив не обижать женщину, он осторожно взял ее за руку. Потянул на себя: раз, другой и на третий посадил себе на колени.
Нино дарила любовь с благодарностью существа, потерявшего последнюю надежду еще раз испытать это чувство. Уткнувшись Романову в ключицу, она то с придыханием говорила по-русски слова, смысл которых терялся в грузинских окончаниях, то вжималась в него, словно желала раствориться в нем, то лежала на его груди с закрытыми глазами и тяжело дышала.
Романов ласково гладил ее по голове, а сам думал о том, что ситуация, в которой оказался, крайне унизительна для него. Что это не она – он должен быть благодарен за нежность и ласку, он должен уткнуться губами в ее ключицу и с придыханием говорить о любви, словами, как кислотой, до последней косточки растворяя себя в ее теле.
«Только ведь ничего такого не хочется… Совсем… Вот если бы на ее месте оказалась Медея…»
Еще раз проведя ладонью по голове Нино, он представил себе, что гладит волосы другой грузинки, которая, как казалось, была искренне уверена в том, что кроме него нет в мире человека, способного бескорыстно помочь ей.
Нино приподнялась над диваном. Внимательно вглядываясь в лицо Романова, спросила: о чем он думает.
Романов отрицательно покачал головой: ни о чем. Помолчал несколько секунд и задал вопрос: когда, если не секрет, она в последний раз занималась любовью.
– Почему ты, Василий, спрашиваешь об этом? – забеспокоилась Нино. – Я что, дала повод? А впрочем…
Словно испугавшись того, что Василий и без ее подсказки, назовет правильный ответ, который в его устах мог прозвучать насмешливо и даже оскорбительно, назвала цифру восемь.
– Чего восемь? Месяцев или дней?
– Лет.
Романов присвистнул от удивления. И тут же торопливо извинился.
– Ничего, – сказала Нино. – Мне нечего стыдиться. Восемь лет я видела мужчин лишь сквозь решетку. Да и тех лучше бы не видеть вовсе.
– Ты сидела? – ахнул Романов.
Нино согласно кивнула.
Не зная, что сказать, Романов задумчиво почесал лоб, молча осмысливая гигантскую цифру восемь, тождественную в его понимании выражению «часть жизни».
– За что ты угодила в тюрьму?
Решив говорить правду до конца, раз уж начала ее говорить, Нино, нехотя, ответила:
– За то, что убила мужа.
24 июля
Откинувшись на спинку кресла, Дашкевич молча разглядывал помощника Андрея Астраханцева – высокого безукоризненно одетого шатена тридцати лет, стоявшего чуть поодаль от советника Председателя правления банка Дмитрия Балахнина – лысого пожилого мужчины с вечно опущенными глазами, и пытался по их виду угадать цель визита. По тому, что они вошли вместе, сделал вывод: событие, которое собрало их, важное, и, судя по легкому возбуждению Астраханцева, возможно, даже не совсем плохое.
– Что стряслось на этот раз? – спросил он.
– Виктор Олегович, – начал Астраханцев, – вы помните Слова Давида о том, что истинность золотого руна определяется Ясоном?
– Помню. Золотым руном хвалятся многие, но лишь те, к кому приходит Ясон, действительно обладают им… Ну, так в чем проблема?
Астраханцев ответил: проблема всё в том же – в испытании золотого руна, а точнее, в Ясоне, чье появление означало бы его успешное завершение.
– Тут вот какое дело, Виктор Олегович… По словам Давида, человек, желающий выкрасть золотое руно, назовем его для удобства Ясоном, согласно легенде, перед тем как это сделать, должен пройти ряд испытаний, носящих большей частью мистический характер, связанных каким-то образом с процессом делания вещества… Сначала, грубо говоря, он должен соблазнить мужеубийцу. Затем убить своего доброго знакомого. После этого одолеть в кулачном бою заведомо более сильного противника, освободить старика от дев-гарпий, отнимающих у него последнюю пищу, и, наконец, заставить дочь владельца золотого руна, назовем ее, как и в древнегреческом мифе об аргонавтах Медеей, стать пособницей в воровстве.
Почувствовав боль в правом боку, Дашкевич поморщился. Внимательно слушая Астраханцева, он поднялся с кресла и подошел к столику в углу кабинета, на котором стояла бутылка нарзана. Подумал, что еще каких-то полгода назад он – материалист до мозга костей – задушил бы любого, кто позволил себе в его присутствии нести подобные бредни.
– Иными словами, – перебил он Астраханцева, – до тех пор, пока не объявится Ясон и не совершит пять обязательных подвигов, говорить о том, что опыт Давида прошел успешно, нельзя? Так?
Астраханцев отрицательно покачал головой: нет, сказал он, не так – существуют масса других способов проверки свойств полученного вещества, правда, куда более длительных.
– Впрочем, и Ясон у нас, кажется, тоже начинает потихоньку вырисовываться. А вот что касается Медеи, то она уже нашлась… Как тут недавно выяснилось, у Давида, кроме Софико, есть еще одна дочь, имя которой, вы не поверите, Виктор Олегович – Медея!
Дашкевич сделал большой глоток воды. Со стаканом в руке вернулся к рабочему столу и сел, откинувшись на спинку кресла. Спросил: почему никто не знал о ее существовании раньше, и какое отношение она имеет к опытам отца.
В разговор вступил Балахнин. Отвечая на первый вопрос Дашкевича, сказал, что Медея Дадиани постоянно живет в Швейцарии, где лечится в одной из частных клиник. В России бывает наездами.
– В этом году она приехала в Мыскино в начале июля. Некоторое время, по нашим сведениям, не проявляла особой активности, а четыре дня назад, когда они с сестрой выбрались в город, где у Софико есть квартира, пропала. И обнаружилась только поздно утром.
– Где она провела ночь, выяснили?
– Да. У Василия Романова.