Я заберу тебя с собой
Шрифт:
Те двое.
Те двое хотели забрать его и увезти. В социальное учреждение.
Пьетро знал. Миммо ему рассказал: «Ты осторожно, а то они тебя заберут и увезут с собой в учреждение, где живут дети наркоманов». И Пьетро сказал, что у него лучшая в мире семья, что вечерами они вместе играют в карты и смотрят телевизор, а в воскресенье ходят гулять в лес, и Загор с ними, и что мама добрая, и папа добрый, и он не пьет, и брат его катает на мотоцикле, и что он уже достаточно взрослый и сам раздевается и моется. Что за вопросы
Отвечать было просто. Рассказывая, он думал про дом на лугу.
Они уехали.
Те двое.
Глория позвонила в восемь утра и сказала, что если он не идет в школу, то она тоже не пойдет. Из солидарности.
Родители Глории уехали. Они могут провести день вместе и придумать, как уговорить синьора Морони пойти в школу.
Пьетро оседлал велосипед и поехал в сторону виллы Челани. Загор сопровождал его около километра, потом вернулся домой. Пьетро выехал на дорогу к Искьяно, светило солнце, и ветерок дул теплый, и после вчерашнего дождя было так приятно ехать медленно, под солнцем, греющим спину.
Но вдруг у него за спиной возник красный мотороллер.
И Пьетро погнал.
Сидя в кресле в гостиной, Флора смотрела на спящего Грациано.
На его приоткрытые губы. Ниточка слюны стекала из уголка рта. Он негромко храпел. От подушки на лбу остались розовые полосы.
Вот ведь как. Меньше чем за сутки ее отношение к Грациано совершенно изменилось. Когда накануне он подошел к ней в баре, она считала его пустым и вульгарным. А теперь чем дольше она на него глядела, тем более он казался ей красивым и привлекательным, привлекательнее всех мужчин, которых она встречала.
Грациано открыл глаза и улыбнулся.
Флора тоже улыбнулась.
— Как ты себя чувствуешь?
— Ничего вроде. Я не уверен. — Грациано потрогал затылок. — Шишка вроде не болит. Ты чего сидишь в темноте?
— Я тебе завтрак приготовила. Только он уже остыл.
Грациано протянул руку:
— Иди сюда.
Флора поставила поднос на пол и робко подошла.
— Сядь. — Он чуть-чуть подвинулся. Флора осторожно села. Он взял ее за руку. — Ну что?
Флора едва заметно улыбнулась. «Скажи ему», — подумала она.
— Ну что? — еще раз спросил Грациано.
— Что — «что»? — пробормотала Флора, сжимая его руку.
— Тебе понравилось?
— Да…
«Скажи ему».
— Тебе хорошо с распущенными волосами… Гораздо лучше. Почему ты всегда так не ходишь?
«Грациано, я должна тебе сказать…»
— Не знаю.
— Что случилось? Ты какая-то…
— Ничего. — «Грациано, мы не можем больше встречаться. Мне жаль». — Есть хочешь?
— Немного. Мы вчера вечером так и не поели. За мной должок…
Флора встала, подняла поднос и направилась на кухню.
— Ты куда?
— Подогрею кофе.
— Не надо. Так выпью. —
Флора налила ему кофе с молоком и смотрела, как он пьет и есть печенье, и поняла, что любит его.
Этой ночью она не заметила, как внутри нее прорвало плотину. И чувство, запертое в дальнем углу ее существа, вырвалось и заполнило ее сердце, ее разум, всю ее.
У нее перехватило дыхание и в горле начал расти ком.
Он доел.
— Спасибо. — Взглянул на часы. — О боже, мне надо бежать. Мать там, наверное, уже с ума сошла, — отчаянно произнес он, поспешно оделся, натянул сапоги.
Флора, сидя на диване, молча наблюдала за ним.
Грациано мельком взглянул на себя в зеркало. «Я ужасен, надо срочно принять душ», — подумал он. Надел куртку.
«Он уходит».
Значит, все, о чем она думала ночью в машине, — правда, нечего больше сказать, нечего объяснять, потому что он уходит, так и должно быть, он получил что хотел, и нечего тут обсуждать, нечего добавить, спасибо большое, пока, и это ужасно, нет, так лучше, так гораздо лучше.
Уходи. Убирайся прочь, потому что так лучше.
А Говнюк прям молнией мчится.
Упорный он, ничего не скажешь. Только это ему не поможет. Рано или поздно ему придется остановиться.
«Куда ты собрался?»
Говнюк их заложил и должен поплатиться. Пьерини его предупреждал, но он поступил по-своему, он проболтался, и теперь он получит по полной.
Элементарно.
На самом-то деле Пьерини был вовсе не уверен, что заложил именно Морони. Это вполне могла быть сучка Палмьери. Но по большому счету это было не важно. Морони ему нужен, чтобы в дальнейшем проще дела улаживать. Нужно, чтобы стало понятно: Пьерини слов на ветер не бросает, его нужно принимать всерьез.
А с Палмьери он потом разберется. Без спешки.
«Дорогая Палмьери, как же не повезло твоей тачке!»
— Он тормозит. Он спекся. Готов! — радостно завопил Фьямма.
— Подъезжай. Я его толкну, и он упадет.
Флора была так холодна. Совсем другая. Как будто на завтрак проглотила кусок льда. Грациано ясно чувствовал: она хочет, чтобы он ушел. Приключению конец.
«Вчера ночью я наворотил лишнего».
В общем, надо уходить.
Но он слонялся по гостиной.
«Хватит, сейчас я ее спрошу. Ну, откажет она! Попытка не пытка».
Он сел рядом с Флорой, но не вплотную к ней, поглядел ей в глаза и осторожно поцеловал.
— Ну я пошел.
— Ладно.
— Ну пока.
— Пока.
Но вместо того чтобы выйти и испариться, он нервно закурил и заходил по комнате, как муж в коридоре роддома. Остановился внезапно посреди гостиной и, набравшись мужества, изрек:
— А может, встретимся вечером?