Я забуду тебя завтра...
Шрифт:
— Откажись, глупая, — шепчет, а сам пожирает мои губы глазами. Мою шею, мою грудь под тонкой майкой. Под ней уже торчат соски, а плоть предательски разбухла между ног и истекает чем-то горячим, чем-то обильным. — Я же тебя порву.
Закусываю губу, поднимая взгляд к его глазам. Настолько чёрным, что кажется, там целый Ад и тысячи пыток для меня. Делаю шаг к нему. Волосы скользят по плечам, обнажая их и щекоча. Смотрю ему в глаза и не могу оторваться. Не могу сказать "нет", потому что только что вычеркнула это слово из своего лексикона. Раздавила его между собственными пальцами и теперь наблюдаю как сочится кровь по руке. Как она капает на белый паркет с тёмными цветками. Как собирается лужицей у наших ног.
— Я хочу.
Я хочу быть разорванной им…
Глава 8
Грешник
Похоть.
Я
Моя мать была элитной шлюхой в публичном доме Мовы всю свою жизнь, но когда один из клиентов изнасиловал её и она оказалась беременной, то не стала от меня избавляться. Она родила в той же комнате, где принимала клиентов. Растила там же, и в шесть лет я воровал у клиентов деньги с карманов, а в девять начал постигать азы проституции. Меня обучали всему, чтобы я мог по полной программе удовлетворить клиентов женского пола и мужского. Если потребуется. И оно потребовалось. С пятнадцати лет я работал и зарабатывал себе на еду и крышу над головой тем, что трахал до одурения педиков из госдумы и замужних светских львиц. Но даже когда стал совершеннолетним, у меня не получилось выбраться из этого круга ада, и ясно дали понять что приношу слишком много денег, чтобы стать свободным.
И я начал действовать иначе. Стал работать лучше. Ко мне выстраивались очереди. Женщины падали к моим ногам, мужчины пытались выкупить, отдавая всё, что имели, и это привлекло внимание. На «Дом удовольствий» случилась облава. Проституток, что сотрудничали с полицией, отпустили, других посадили, а хозяин был убит. Мне же удалось сбежать под шумок, имея кое-какие сбережения, но их не хватило и на пару дней. Во время войны рабочих мест и жилья было мало, но зато призывные пункты всегда пустовали. Туда я и отправился. Прошёл быстрый курс обучения на полевого медика и согласился на годовой контракт службы в госпитале.
Именно там я познакомился с Захаровым, который искал людей к себе в отряд, но даже он не знает о моём прошлом. Никто не знает. Я позаботился об этом, найдя какого-то дохлого алкаша в подворотне и забрав его документы. Жиголо умер именно тогда, а алкаш Грешников Илья продолжил жить и нашёл своё призвание в медицине.
Эта наука поддавалась мне с такой лёгкостью, будто я родился с окуляром в руке. Я поглощал учебники каждую свободную минуту, отпечатывая слова в памяти, а совместная работа с Захаровым начала приносить прибыль и менять моё мировоззрение. Война перестала быть утратой сотен душ. Она стала бизнесом. Прибылью. Счёт пополнялся с изрядной стабильностью, но тратить деньги было некуда. Со временем я приобрёл себе и жилье, и машину, а жизнь так и была пустой.
Но война закончилась. Мы стали принадлежать только себе, и это начало пугать. Проработав с полмесяца в больнице Мовы санитаром, я ушёл и открыл свой первый клуб на том самом участке земли, где появился на свет. Не знаю почему я решил выкупить его и снова отстроить на нём гнездо похоти. Может, потому, что ничего другого не знал? А может, потому что это место только для этого и должно быть пригодно. Не имеет оно права получить успокоения.
И теперь она здесь. Такая невинная и чистая. В её глазах я видел какую-то надежду, просьбу, мольбу. И восхищение. В ней не было ни капли вранья, притворства или жажды наживы, выгоды. В ней была только она. И мне так хотелось получить от жизни что-то хорошее, светлое, не испорченное. С любой другой я бы воспользовался моментом и забрал бы что мне так любезно предлагают, но была сделка. Девчонка должна быть нетронутой во всех смыслах этого слова, но попробовать-то я могу? Не обязательно брать всё и сразу. Можно откусить немного, а остальное забрать позже…
И как только эта мысль уложилась в голове и приобрела формы, девчонка стала мне неинтересна. Да, она красива, я видел фотографии где на ней не было всех этих увечий. Видел записи её выступлений. Её красоте могли бы завидовать богини, но какой в этом смысл, если всё так доступно? Просто приходи и бери. А это уже приелось. Когда имеешь дело с легкодоступностью каждый божий день, от неё начинает тошнить.
Но что-то
Но я должен уйти пока не поздно. Должен оставить её в покое, а вместо этого тянусь к щеке и провожу пальцем по бархатной коже. Она такая же мягкая и приятная как и на вид.
Глупая. Закрывает глаза, покусывая потресканные губы. Накручиваю шёлковую прядь и запускаю в них всю пятёрню. Приближаюсь к манящему рту… Почему так тянет к ней? Сколько у меня сейчас женщин? Кажется, пять. Каждая из них искусна в постеле и удовлетворяет меня полностью, но эта девочка… этот одуванчик… Я хочу отыметь её до звона в собственных ушах от её крика. И поверхностное дыхание на моих губах только сильнее подстёгивает к действию. Безумно хочется сдаться. Хочется почувствовать её ладони на себе. Вдыхать этот запах молодого и полного жизни тела.
Я хочу довести её до исступления…
Но вместо этого я собираю все свои жалкие остатки разума, отпускаю девушку и ухожу. Кретин. Ей же только сегодня исполнилось восемнадцать, и что ты собирался сделать? Испортить её собой? Осквернить своими грязными руками? Вспомни кто ты! Жиголо. Сын шлюхи. Такие девушки не для тебя.
— Постой! Куда ты?
Снял пальто и вышел за дверь, так и не ответив, а хотелось. Мне хотелось слушать её голос. Такой мелодичный и нежный. Только из-за этого я до сих пор не заставил её молчать. Он словно мёд растекался по жилам и ласкал слух, и хотелось ещё, ещё и ещё… с самой первой минуты, когда она выскочила на дорогу к нашим машинам. Меня словно гвоздём прибило с первым же словом. Столько эмоций, столько музыки в её голосе. Ей не балериной надо было быть, а…
Наконец-то выскочил на улицу и закурил, но мысли и не думали проясняться. Взъерошил волосы, с силой дёрнув их при этом. Какой же я идиот. Её чистота и взгляд испуганной лани настолько вскружили мне голову, что я чуть не нарушил сделку. Было же ясно оговорено, что вернуться она должна нетронутой. Какого чёрта я тогда пускаю слюни как мальчишка?
Посетовав на собственную недальновидность, вернулся обратно в клуб и прошёл в свой кабинет. Работа себя не сделает, а в данном случае мне ещё и поможет, но девчонка не лезла из головы. Когда первый приступ ярости прошёл, и я всё-таки усмирил свою ненависть к ней, то почувствовал жалость. Невинные люди не должны страдать так, как пострадала эта девушка. Я всеми силами пытался помочь ей. Оживил в памяти все знания, но только N-13 могло помочь мгновенно. Однако девчонка отказывалась принимать препарат, и только сейчас до меня дошло почему. Только сейчас я понял каким именно способом Кубрынин заставлял её танцевать. Этот ублюдок не гнушался пичкать её им и ломать ей кости как только они заживали. Снова и снова. На Рине не было ничего без перелома. Рёбра, пальцы, кисти, ключицы.
Как она справится с этим, когда вспомнит? Что с ней будет? Да, в её воспоминаниях наверняка скрыто много имён, а что если нет, и мы только навредим ей? Я привык использовать все методы, чтобы получить желаемое, но сейчас впервые в жизни засомневался.
Достал из ящика стола папку с амбулаторной картой Лебедевой и положил перед собой. Её прислали сегодня днём, но времени не было прочесть. Здесь должна была быть история всех болезней девушки, и меня сильно интересовал шрам посреди её грудной клетке. Порок сердца очень опасная вещь, и пройдясь по записям одиннадцатилетней давности, только убедился в своей правоте. Ей делали операцию на сердце, но не меняли его, а всего лишь отсрочили неизбежное. Рина Лебедь может умереть уже через полгода, если верить показателям последних анализов. Интересно она знает об этом? Теперь-то понятно почему отец так щепетильно отнёсся к условиям сделки. Правильное питание, умеренные физические нагрузки. Я даже и не думал их выполнять и как оказалось зря.