Я знаю, кто убил Лору Палмер
Шрифт:
— Пойдешь со мной?
Он с трудом поднялся, придерживаясь за шаткие перила. Пригляделся к лицу Яны — что-то отличало ее от сестры, от фотографии с похорон, которую он видел в газетах. Не только черные глаза и волосы.
Он положил руку ей на плечо. Второй, медленно, стараясь не сбить траекторию, коснулся уголков ее губ.
Поверх тонального крема черным карандашом были нарисованы два шва с частыми стежками. Казалось, что изо рта выбегает пара сороконожек.
— Как у нее? — хрипло спросил он.
Пять
Яна кивнула.
— Мы всегда были одинаковые. — Под нарисованной улыбкой растеклась настоящая, горькая. — Но если я порежу свое лицо… Кого ты потерял?
— Раду, — ответил он, опуская испачканную кремом руку. Он не сомневался, что ей хватит имени. Газеты чаще звали его невесту «четвертой Офелией».
— Ты почти не давал интервью, — заметила Яна.
Яр усмехнулся. Он был не в настроении вести светские беседы — он стоял-то с трудом. Стоило ему на мгновение отвести взгляд от лица Яны, оно тут же превратилось в черно-белое пятно.
Он жестом попросил подождать, отвернулся, и его вывернуло. В воду, которая, по словам Яны, никак не годилась для очередного трупа. Рвало водкой и желчью, но он совершенно ничего не чувствовал, ни боли, ни горечи.
— Теперь пойдешь со мной? — спросила Яна.
Он кивнул и пошел за девушкой, которая знала, кто убил Лору Палмер.
…
Он проснулся от запаха вишни. Густой, приторный, он лился в легкие и означал счастье.
У Рады были такие духи — назывались «Болгарская роза», но пахли почему-то вишней. Кипящим вишневым вареньем.
Яр открыл глаза и уставился в незнакомый потолок. Он был прав, и он ошибся — вишней пахло. Рады не было.
— Оно живое, — раздался неприязненный женский голос.
Он с трудом обернулся. Комната была большой и светлой. Обои в цветах и птицах. На стене напротив баллончиком нарисован огромный знак анархии, весь в пришпиленных на кнопки клочках бумаги. Рассохшийся сервант, покрытый глянцевым лаком, за мутным стеклом книги вместо хрусталя. Пол в тонком линолеуме с квадратным узором. Старая мебель из лакированных прессованных опилок. Деревянные окна, с карниза свисает обрывок тюлевой занавески.
В темно-зеленом кресле в углу сидела незнакомая девушка. Полная, с веснушчатыми щеками и марганцовочно-фиолетовыми волосами, она показалась ему смутно знакомой. На коленях ее лежала раскрытая книга.
— Утро, — прохрипел он.
Девушка хмыкнула и повернула колесико кассетного магнитофона. Яр не мог разобрать, о чем воет Бьёрк, но наверняка не о солнечной желтой комнате и вишневых духах.
На самом деле ни девушка, ни сервант с книгами его не интересовали. Его гораздо больше занимало, почему он лежит в незнакомой квартире, на пыточно-узком красном диване. А еще головная боль и жажда — они сейчас были сильнее любопытства.
— Яна, солнышко твое проснулось! — крикнула девушка и встала с кресла.
Бюстгальтера на ней не было, и очертания груди
— Алиса, — представилась девчонка, подойдя к заваленному газетами столу. Достала две бутылки пива, жестом фокусника открыла одну крышкой другой и протянула ему.
— Яр.
А вот пиво — пиво его очень даже интересовало. И девушка все-таки была замечательная, и свитерок у нее чудесный, но пиво все-таки лучше.
— Ты проснулся!
Яна стояла на пороге и широко ему улыбалась. Он опустил бутылку на пол и попытался улыбнуться в ответ.
На ней был черный кружевной халат и пижамные штаны из красной шотландки. Волосы стояли дыбом, а в руках она держала огромный противень, от которого и исходил приторный вишневый аромат.
— Ага, — не стал отрицать очевидного Яр. — Вы извините, девочки, я домой пойду.
С него даже не сняли ботинки. Он криво улыбнулся и попытался встать. Яна тут же сунула противень Алисе, не особо заботясь, успела ли она взять прихватки, и бросилась к нему.
— Нет-нет-нет! Я испекла тебе пирог.
Яр честно попытался понять, что происходит, но так и не смог. Ситуация больше напоминала завязку плохого порнофильма, а не историю, в которой ему хотелось бы участвовать.
— Спасибо, Яна, но мне не нужен пирог, — он попытался высвободить рукав, за который она его держала. — Мне нужно домой.
— Разумеется ты здесь не потому, что тебе нужен пирог, — фыркнула Яна. — А потому, что ты нам нужен. И мы тебе.
— «Мы» — это кто?
Он изо всех сил старался быть вежливым. Но выходило плохо — ситуация была глупой, и, пожалуй, даже забавной. Но у него не было желания радоваться, и некому было эту историю рассказывать, а значит, она теряла всякий смысл.
— Ты вчера сидел на мосту, — сообщила Яна вместо ответа. — Ты ждал там убийцу.
— Нет, я там вчера пил, — скривился Яр.
Кажется, последнее, что он помнил — как запивал третий по счету баночный коктейль теплой водкой. Помнил, что коктейль вкусом напоминал бензин, но хотелось допиться до полного беспамятства.
Судя по тому, что он это помнил, план не сработал.
— И ждал, — уверенно сказала Яна. Переложила стопку газет на пол, кивнула Алисе, и та пристроила на освободившемся краю стола пирог. — С тех пор, как Вету убили, я хожу по мостам, где… где это случалось. И иногда нахожу там людей, которым нужна помощь. Скажи, — потребовала она, щелкнув пальцами.
Яру показалось, что Алиса ее пошлет, но к его удивлению, она покорно ответила:
— Я топиться собиралась.
— Ты — подруга Веры? Четвертой … жертвы? — он наконец понял, где ее видел — в новостях, ну конечно.
Они с Радой смотрели тот выпуск. Сидели на темной кухне в съемной квартире, пили чай из глиняного чайника Рады и ничего не боялись. Когда девчонка на экране вырвала у ведущей микрофон и закричала: «ублюдок, я тебя найду и все твои венки в жопу тебе заколочу», Рада от неожиданности рассмеялась. Яр тоже тогда тоже посмеялся.