Я знаю, кто убил Лору Палмер
Шрифт:
Алиса кивнула и быстро перебросила на ладонь липкую вишенку из пирога.
— Я думаю, мы все от него пострадали, — заявила Яна, вытаскивая из-под газеты короткий кухонный нож. Яру стало интересно, что еще там можно найти, впрочем, гораздо сильнее его занимали другие вопросы.
— Туалет где?
Ванная была тесной и захламленной. Он разглядел кучу флаконов и банок — слишком много для одной девушки, даже коллекционирующей бытовую химию. К тому же он заметил минимум два мужских набора — два синих флакона шампуня, две бритвы и две зубные щетки.
— Странное место, —
Яна сидела на полу посреди комнаты и держала в руках одноразовую тарелку и пластмассовую вилку с отломанным зубцом.
Вторая тарелка стояла перед ней. И огромная кружка, из которой уныло свисала нитка чайного пакетика.
— Это тебе, — пояснила Яна, ткнув вилкой в сторону тарелки.
Яр, чувствуя себя полным идиотом, поднял тарелку и чашку, сел на краешек дивана. Поискал глазами Алису — та сидела в том же кресле и ела пирог без вилки, двигая его кончиком пальца к краю тарелки. Во второй руке она держала книгу и, казалось, была полностью поглощена сюжетом.
— Яна… — наконец не выдержал он.
— Пирог попробуй. Я старалась, — бесцветно попросила она.
Он попробовал. В начинке было слишком много сахара и крахмала, а корж был жирным и пыльно-рассыпчатым — это значило, что этот пирог был лучшим, что Яр ел за последний месяц.
— Яна, ты чего от меня хочешь? — спросил он, отставив тарелку. — Вы маньяка ищете? Я в этом участвовать не собираюсь. И нытье чужое слушать тоже.
— Нам не надо искать маньяка, — глухо ответила Яна, отломив кусочек пирога. — Он и так всегда с нами. И не ерничай, хорошо? Я серьезно к этому отношусь.
Он пожал плечами и стал смотреть, как она ест, пытаясь привести в порядок мысли.
Убийства начались год назад и газеты ими упивались, на телевидении кадры оперативной съемки мелькали чуть реже рекламы майонеза. Убийства обсуждали на каждой кухне, на каждом перекуре, как же. У молодой страны появился свой маньяк. Настоящий, как в триллерах. Не тот, что мечтал заполнить шахматную доску, не тот, что колесил по сумрачному сибирскому городу с отверткой в бардачке, и даже не тот, что призраком жил в путаных университетских коридорах. У нового маньяка было все, чего не хватало прошлым — эффектность. Предсказуемость. И наверняка какая-то драматическая история, вот бы ее узнать.
Он любит мелководную городскую реку с ленивым течением — наверняка не хочет, чтобы трупы уносила вода. Убивает молодых блондинок. Он пытает их перед смертью, он уродует им лица, но смерть их мгновенна и прекрасна.
Несмотря на то, что троих девушек нашли уже на берегу, газеты и передачи тиражировали другой образ. Тот, который видел убийца во время совершения преступления. И вся страна смотрела его глазами.
Только одну девушку, пятую, нашли почти сразу. Она еще качалась на поверхности, ее венок не рассыпался, а кровь все еще обрамляла лицо и красила светлые волосы в розовый цвет. Везде был именно этот образ. Кто-то даже нарисовал огромное граффити на стене строящейся многоэтажки — старательное подражание Климту, пестрые пятна цветов, схематично растекшиеся белые волосы и трагически-алый разлом пореза на лице.
Яр видел девчонок с пережженными краской волосами и трагическими лицами. По вечерам они собирались
Когда год назад нашли Светлану — двадцать шесть лет, сорок девять килограммов, венок из свадебного салона, грубо изрезанное лицо, правое колено разбито молотком — убийца удостоился целого разворота в криминальной хронике местной газеты. Преступлением неприкрыто восхищались, потому что в молодой стране можно было все. Его обсасывали, как бесконечный разноцветный леденец, краешек которого достался каждому — и тем, кто искал повод покритиковать правительство, тем, кто ностальгировал по «неразвращенному зарубежной дрянью» прошлому и тем, кто видел в преступлении реакцию на пережитки этого самого прошлого. Досталось и тем, кто хотел красивой истории — Вета погибла накануне свадьбы. Ее жених, изведенный допросами, подозрениями и показным сочувствием, уволился с работы и уехал из города.
Когда нашли вторую девушку, Татьяну — двадцать четыре года, пятьдесят шесть килограммов, татуировка в виде цветущего папоротника в россыпях алеющих ягод сигаретных ожогов — заговорили о маньяке.
Наталья, самая старшая из жертв — тридцать два года, шестьдесят килограммов, особых примет нет, характер повреждений не подлежит обсуждению в прессе. Ее впервые назвали «Офелией» и с тех пор все убитые женщины потеряли имена.
Когда умерла Вера — двадцать два года, сорок пять килограммов, выжженный паяльником узор на животе — пресса захлебывалась восторгом, а женщины по всему городу перекрашивались в темный цвет.
Рада тоже хотела перекраситься, но не успела. Ее убили всего через неделю после Веры. И Яр не поверил, когда ему позвонили из милиции.
Рада — двадцать два года, пятьдесят три килограмма, пианистка со сломанными пальцами. Рада — марево отфильтрованного тюлем света, чай из глиняного китайского чайника, поцелуй с горечью рябиновой ягоды, сорванной у дороги. Рада. Так не бывает.
Не верил, когда позвонили, не верил даже после опознания. Кто-то мертвый с лицом Рады, да, это он может подтвердить. Расписаться? Конечно, это ведь ничего не значит.
Но эта новость была везде. С обложек журналов, из газет, телевизоров и радиоприемников ему кричали, что Рада умерла. Страдала перед смертью, жестоко и бессмысленно. А потом ее изуродовали, сбросили в реку и превратили в образ.
Лишили имени. Она теперь Офелия и «очередная жертва».
Яр знал, что это неправда. Но никому не собирался ничего доказывать.
И Яне тоже. Пусть не забывает, как звали ее сестру на самом деле. Пусть не мешает ему делать то же самое для Рады.
— Я не устраиваю сборища вроде «давайте делиться светлыми воспоминаниями, так они вечно будут жить в наших сердцах», — откликнулась на его мысли Яна. — Мы… просто собираемся. Разговариваем, пьем, в карты играем, песни поем. Еще устраиваю кинопоказы… я работаю в прокате. Почти каждый вечер кино смотрим.
— Песни — это мантры? — не удержался Яр. Слишком Яна и ее подруга напоминали сектанток. И нелепым видом и нездоровым блеском в глазах.
— Это песни. «Все идет по плану» и «Батарейка», — усмехнулась Яна. — Приходи, Яр. У нас лучше, чем на мосту.