Я знаю, кто убил Лору Палмер
Шрифт:
Иногда Иван курил какую-то дрянь, от которой комнату наполнял терпкий дым, пахнущий сырой землей и мхом, и почему-то никому до этого не было дела. Яр в первый раз заставил его проветрить и только потом ушел в лес, но во второй раз он даже посидел в комнате подольше и послушал варган, для верности. И ждал этого дыма, даже предлагал купить ту дурь, что Иван курит, но он говорил, что никакая это не дурь, и если ее сожжет Яр — никакого толка не будет.
В такие ночи Яр чувствовал, что Рада сидит рядом с ним.
Он знал, во что она одета — на ней клетчатое пальто и бежевый
«Я приехал сюда, потому что думал, что ты могла обо всем знать. Что твой отец может быть убийцей», — молча признавался он ей.
«Это правда. Я обо всем знала. Мой отец был убийцей. Почему ты не послушал Яну? Она ведь сразу сказала, что знает, кто убил Лору Палмер», — читалось в изможденном потрескивании веток.
«И что она сказала бы, послушай я ее? — усмехался он. — Яна тоже ищет. Говорит, что ей и тем, кто к ней приходит, нет нужды искать убийцу, но она врет. Яна все время врет».
«Яна подавилась своими тайнами. Не надо ее ненавидеть».
«Мне не за что ненавидеть Яну».
«Она утонет».
— Мне будет ее жаль. Погоди. Останься. Видишь, я подкинул щепок в костер. Стало теплее. Останься, не уходи. Хочешь, я пойду за тобой в лес? Но ведь тебя там нет.
Но ее уже нигде не было. Нельзя было заговаривать вслух. И Яр сидел у костра, пока угли не поседеют, потом закидывал их снегом и отправлялся спать. В тишину, потому что в такие ночи Иван считал поиски виски-бара завершенными.
На следующую ночь Иван снова доставал варган, и Яр, невыспавшийся, смертельно уставший за день, шел смертельно тосковать к костру.
Иногда с ним пытались заговорить. Присаживались рядом, трогали за плечи, просили сигареты, будто это было самым обычным делом — попросить закурить у человека, который сидит в тайге и смотрит на деревья. Общительные коллеги, имена которых он не хотел запоминать, жалостливая женщина, работавшая на раздаче в столовой. Откуда-то они узнавали, что он развел костер, узнавали, что лесная темнота подступает к его голове, и пытались этого не допустить.
Они забирали сигарету, дежурный ответ и отравленное лесом равнодушие, и оставляли его.
Иногда Яр уходил в лес слушать собственные шаги. Ему казалось, что его следы зарастают травой — желтой и сухой, растущей прямо на снегу. Яр знал, что если обернется, то увидит только отпечатки своих ботинок, но пока он этого не делал, трава была там.
Может, она росла, чтобы Иван собрал ее и сжег в их комнате.
Иван одобрительно кивал, но все не отставал со своим треклятым варганом.
Яр смотрел в темноту и думал о Норе.
Думал, что нужно ей позвонить и сказать, чтобы она перекрасила волосы.
Думал, что Нора красивая, умная, и ему очень хочется, чтобы у нее все было хорошо.
Иногда очертания деревьев размазывались в одну непроницаемую черноту, на которой рыжим был нарисован расплывшийся костер, не дающий света.
В такие минуты Яр отчетливо
Он знал, что весной над местом, где закопан ржавый железный контейнер, вырастет борщевик.
Знал, что дети прыгают по лужам, топча утопившееся солнце и кричат «Ворона!», а девушка с сотнями косичек из синих и белых шнурков смотрит на них, курит и кусает губы, пытаясь собрать с них несказанные слова, которые навсегда к ним прилипли.
Знал, что Рада умирала долго и долго звала его, но имя, охрипшее и потускневшее, не пускали к нему оклеенные сотами поролона стены гаража.
Я говорю тебе: мы все должны умереть.
И это Яр тоже знал.
Знал о человеке с красными глазами и шестиполосной дороге.
Знал, что смерть милосердна.
Еще знал, что где-то за лесом, у другой реки, у другой воды, курит светловолосая девушка с серебряными тенями на устало опущенных веках. У нее на плечах еще большой ей бархатный зеленый жакет, она скучает по своему брату и ненавидит его за то, что никак не может докричаться. Его имя тоже не пропускают какие-то невидимые стены. И он не вернется до тех пор, пока не найдет другое имя.
И если мы не найдем следующий виски-бар…
— Найди моего отца, — говорила ему Рада. — Ты ведь уже знаешь, как его искать. Ты все поймешь. Только найди.
Он не отвечал, потому что не хотел, чтобы она исчезла.
Потому что он не хотел искать ее отца. И не знал, как искать. И не хотел слушать, что он может рассказать.
Яна стояла рядом и смотрела в другой лес — не в тот, что он. Смотрела в темноту, словно в зеркало, и ее голубые глаза казались двумя пулевым отверстиями в солнечный день.
Рада обнимала его сзади и горячо шептала ему на ухо:
— Ярик, пожалуйста… у меня теперь не сломаны пальцы. Я снова могу играть, я тебе сыграю, хочешь? Только у меня сейчас музыки не получится. Мне в морге не расчесали волосы. Спереди расчесали, а сзади оставили, чтобы голова лежала ровнее… принеси мне гребешок. В волосах слишком много крови. Не забудешь? Тогда я смогу сыграть. Тебе и папе.
Потом лес обретал очертания, и Яр старался все это забыть, потому что казалось, что принесенные в явь видения быстрее станут реальностью, но вместе с тем знал, что однажды увидит все, о чем мутно грезил в морозной темноте. Иногда он надеялся заблудиться, но всегда возвращался к костру, даже если ему казалось, что он стоит на месте.
Однажды он привычно зашел в лес, щуря слипающиеся глаза, и вдруг понял, что пришел сюда позже, чем всегда. В следующий миг его по лицу хлестнул сырой теплый ветер, и Яр вдруг отчетливо понял, что все закончилось.
Что нужно возвращаться в комнату, потому что в лесу холодно, его сосед — старый сумасшедший мужик с варганом, и проще всего было пойти к коменданту и потребовать переселения, но из-за Яны, мертвых девушек, живых девушек, которые зачем-то продолжали ему врать про мертвую подругу, а еще из-за алкоголизма, недосыпа и постоянных вспышек агрессии, Яр и сам стал сумасшедшим мужиком. С губной гармошкой и гарротой.