Яблоко Немезиды
Шрифт:
Господин Мелтон мягко пожурил Коуна за недостаточно продуманное выступление в суде. Шеф полиции выразился в том смысле, что внутренние дела полиции должны быть ее внутренними делами. Это отнюдь не значит, конечно, сказал шеф, что полиция умывает руки и прекращает дело Эльвиры. Авантюристка и ее шайка будут разоблачены. И господин Мелтон надеется, что Коун и Грегори сумеют довести расследование до конца. Но это вопрос времени. А пока господин Мелтон предлагает Коуну заняться торговцами наркотиками.
Через два дня после процесса Коун забрел в кабак Вилли Кноуде. Мигавшая у входа вывеска напомнила
— Вас нужно поздравить, инспектор. Я читал газеты.
Коун мотнул головой в направлении сцены.
— Папаше это может не понравиться, — сказал он.
Глаза-маслины блеснули. Вилли хохотнул и заметил, что папаша Фил — человек добрый. А он, Вилли, посильными средствами помогает ему пробраться в президенты.
— Я не поблагодарил вас в свое время, инспектор, — сказал он, меняя тему. — Ведь это вы, как я слышал, вызволили меня из-за решетки.
— Пустое, — сказал Коун. — Все кончилось, Вилли.
— А я виноват перед вами, инспектор, — вдруг разоткровенничался Кноуде. — Но я был здорово перепуган тогда. Мы ведь с шахом говорили только о лошадях.
— Я думаю, что это не имеет значения, Вилли, — заметил Коун.
Девушки по-прежнему кружились на сцене. Четыре папаши Фила мельтешили перед глазами вперемежку с длинными ногами танцовщиц. За соседним столиком спорили два пьяных парня. Музыканты старались заглушить все посторонние шумы в кабаке. Коун не слушал, что ему говорит Вилли. Не все ли равно, о чем они беседовали с шахом. Шаха нет. Его Убил Перси. А шах убил Бредли. Так полагали судьи. Так считает господин Мелтон.
— Не имеет значения, — сказал Коун. — Даже если вы вдруг признаетесь в чем-то, Вилли.
— Вы же знаете, что я не виноват, инспектор.
— Да, Вилли. Это я знаю. Мне кажется, что вы непозволительно затянули этот номер. — Коун кивнул на сцену. — Да и девчонки устали.
— Лилиан опоздала, — сказал Вилли. — Сейчас они кончат. Между прочим, шах рассказывал мне любопытные вещи.
— У вас, я вижу, страшно чешется язык. Он что поверял вам свои сердечные тайны?
Парни за соседним столиком помирились. На эстраде появилась Лилиан.
— У нее ловко выходит новая песня, — сказал Вилли.
— Я незнаком с ее репертуаром, — съехидничал Коун. Вилли обиделся. Лилиан начала петь. В песне говорилось об Адаме и Еве, которых разгневанный Бог изгнал из рая. Коун отметил, что у Лилиан прекрасная дикция, и сказал Вилли, что ему нравится песенка.
Под аплодисменты Лилиан сбежала со сцены и присела за столик к Вилли и Коуну. На эстраде снова замелькали четыре папаши Фила.
— Ты сегодня в форме, девочка, — восхищенно произнес Вилли. — А это инспектор Коун. Мы вместе аплодировали тебе.
— Мы ведь знакомы, — сказала Лилиан и поежилась. Вилли вынул из кармана легкий шарф и накинул ей на плечи. Коуну стало смешно. Эта трогательная забота заставила его подумать, что и Вилли, и Лилиан, и весь их кабак страшно старомодны и благопристойны, несмотря на голых герлс, на вывеску “Все что захотите”, на пьяный разгул. Здесь все понятно и объяснимо. Здесь нельзя захотеть того, что не укладывается в голове нормального человека, не противоречит нормальным человеческим инстинктам и побуждениям. И сам Вилли напомнил Коуну какого-то квакера из давно читанного романа. “Черт знает, какие мысли лезут в голову”, — ругнулся Коун про себя.
Лилиан попросила сигарету. Вилли предупредительно щелкнул портсигаром, зажег спичку. “А, ведь они любят друг друга”, — удивленно констатировал Коун. И ощутил что-то похожее на неловкость. “Затесался, как болван, — подумал он. — Им же нет никакого дела до меня”. И разозлился на себя, хотя знал, что это неправда, что никуда он не затесался, Вилли сам подсел к нему. И даже хотел что-то рассказать про шаха. Шах убил Бредли. Так сказал господин Мелтон. В это верит Грегори. Послать к черту Грегори? Это можно. Но господина Мелтона не пошлешь.
Коун выпил еще рюмку виски. Зачем он, собственно, пришел сюда? Да, была мысль. Ему необходимо было вспомнить, как все это началось. Звонок шефа. Растерянные лица полицейских… Ах вот что. Господин Мелтон не завтракал в то утро. Почему же он не завтракал?
Вилли налил себе виски, Лилиан поднялась на эстраду. Коун не заметил ее ухода. Он вертел в пальцах стаканчик и думал. Шах не мог убить Бредли, потому что Бредли спасал шаха от полиции. Зачем он это делал? Зачем он менял тюбики с наркотиками на пасту “Менгери”? Шах пользовался только пастой “Мен-гери”. А эти идиоты из шайки Эльвиры совали ему “Дорис”. Они забыли о том, что шах — правоверный мусульманин. В “Менгери” не содержится алкалоидов. А в остальных пастах их навалом. Бредли тоже об этом не догадывался. Сначала. Ему потребовался Коран, чтобы понять. Шах, видимо, даже не подозревал, какая борьба развернулась за его спиной. Бредли оберегал шаха от Перси, от полиции. Это ясно. Он хотел, чтобы шах находился на свободе. С какой целью?
— Хотите еще выпить, инспектор? — вежливо осведомился Вилли.
“Выпить? Да. Пожалуй”.
— Наливайте, Вилли. Знаете, о чем я сейчас подумал?
Глаза-маслины вопросительно уставились на Коуна.
— Я подумал, что вашему заведению не хватает Размаха. Вы устарели, Вилли, вместе со своим клубом. Вы катитесь в пропасть. Сколько сейчас времени? Девять? Взгляните на публику. К вам никто не идет. Половина столиков пустует.
— Ночью будет больше.
— А кто? — спросил Коун. — Кто к вам приходит Вилли? Скоро сюда начнут являться почтенные отцы семейств вместе со своими чадами. Клуб ваш безнадежно приличен. Вы заметили, наверное, что даже полиция перестала сюда заглядывать. Жизнь убежала вперед, Вилли.