Яд и мед
Шрифт:
Черный Борис вошел в Киев об руку с Улитой, молился в Софии и в Десятинной тоже. Люди смотрели на черный его колпак, надвинутый на глаза, и боялись. Но великий князь был милостив к киевлянам. Вечером он устроил большой пир для горожан, сам же пировал на великокняжеском дворе. И все смотрели, как псы рвут кишки из Харислейфова брюха, и слышали, как тот молит псов поскорее добраться до его сердца.
Для Изяслава выкопали в земле яму, а над нею поставили сруб, и в ту яму князя заключили.
Митрополит Кирилл Грек смиренно просил за
Они собрали дружины, пошли к Днепру и разбили Мстислава и Яна, Гельмольд бежал. Тогда Черный Борис с братом Игорем и Урукчой пожег их села, а их самих разбил на Альте и гнал. Гельмольд вернулся и разбил Всеволода у Кучкова.
На исходе зимы встретились Черный Борис и Игорь с Всеволодом и Изяславом-младшим, целовали крест о мире и пировали.
Ночью Улита сказала:
– Не верю ни Всеволоду, ни Изяславу-младшему, и ты не верь. Стоит отдать им Изяслава, как они хотят, – соединятся и убьют тебя.
Борис позвал Рябого Ангела и сказал ему, что сделать, и той же ночью к Всеволоду ворвались убийцы с блещущими, как вода, мечами и убили его, а потом пошли к Изяславу-младшему.
– Зло творите, – сказал Игорь, заступив им путь. – Что скажет великий князь, брат мой?
– Уже сказал, – сказал Рябой и поднял меч.
Игорь опередил убийц и крикнул своих людей. Вместе с Изяславом-младшим они отбились от Борисовых дружинников и бежали, бросив кольчуги и щиты.
Борис взял Игоревы городки и избил его людей.
Игорь укрылся у Изяслава-младшего. Великая смута случилась в его душе. Он простился с дружиной и постригся малым постригом в Ильинском монастыре, где сидел митрополит Кирилл Грек.
Кирилл Грек
Стали к Улите по ночам являться бесы, хватать, бить и влагать свои язвящие персты во все влагалища и щекотать до дурного смеха и падучей. По утрам она вставала, искусанная их зубами, побитая, в крови, и плакала, но молитвы не помогали. Борис служил молебны по церквам и монастырям, но не было Улите утешения. Она пила воду и говорила, что это кровь, и умывалась кровью как водой.
Борис приказал тайно выкопать в холме глубокую яму и часто спускался на самое ее дно со свечой, которой видеть не мог, но которую видел страж, и подолгу там сидел молча или кричал подолгу. Иногда после этого ему удавалось заснуть.
Изяслав упросил Бориса отпустить его в монастырь, и Борис отпустил. Ноги у князя распухли от земляного сидения, и лежал он как бревно, не мог ходить. Пришлось разобрать сруб над ямой и доставать князя веревками. Принял он схиму в Федоровском монастыре.
Кирилл же митрополит не хотел и не мог возвратиться в Киев и сокрушался, что не удалось ему предотвратить братоубийство, и каялся, проклиная себя так, что заболел.
– Нет на тебе вины, владыка, – сказал Изяслав-младший. – И крови нет на тебе. Разве виноват ты в том, что тебя не послушали.
– Не так говорил, вот и не послушали, – сказал Кирилл. – Значит, слово мое без Слова. Бог отвернулся от меня, умалив, лучше б мне умереть.
Почуяв приближение смертного часа, он велел епископу и архимандриту, обвязав его ноги веревкой, выволочить в поле и бросить его мертвый труп псам на потребу. И так они были напуганы, что сделали по его слову.
И тогда потрясся народ, и бояре, и многие князья, и сказал Изяслав-младший Игорю:
– Нет ни моего, ни твоего, но наше. Мы сами должны сделать то, что должны.
– Быть по сему, – сказал Игорь. – Бог выше крови.
Пришел к ним Руф Старый с дружиной, Гельмольд с дружиной и торками, Мстислав же не пришел, и стали они готовиться к большому походу.
Изяслав
Узнав о приближении дружин Изяслава-младшего и Игоря, киевляне сошлись на вече у Софии, и стали одни кричать: «Выдадим Изяслава», а другие: «Смерть Изяславу, от него наши беды».
– Что нам Изяслав? – сказал князь Осорьин. – Он монах.
– Изяслав умер для мира, – сказал Василий Киянин, архиепископ Киевский. – Не творите зла, братья.
Но те, кто требовал Изяславовой смерти, побежали к Федоровскому монастырю, волнуясь и крича.
– Поезжай и реши, – сказал великий князь Рябому Ангелу. – Это дело Божье.
Ангел с дружинниками верхами поскакали к монастырю, но в пути задержались из-за берендеев, бившихся у винных бочек.
Киевляне ворвались в церковь, где молился Изяслав.
– Господи, – сказал он, увидев людей с ножами и мечами, – воззри на смирение мое, на злую печаль и скорбь, постигшую меня. Помоги мне, чтобы, уповая на Тебя, я все стерпел.
Его ударили и выволокли из храма.
– Не убивайте, – сказал Изяслав, – все забыто, Бог сподобил меня принять схиму.
Подоспевшие дружинники окружили князя, а Рябой Ангел прикрыл его от толпы своим плащом и отвел во двор Просов.
– Не оставляй меня здесь, – сказал Изяслав. – Они придут и убьют меня.
– Бог тебе страж, князь, – сказал Рябой Ангел.
Когда он ушел, убийцы ворвались в Просов двор и убили Изяслава, а голову его воздели на копье, забив отрезанный член с яйцами ему в рот.
Борису принесли золотое кольцо с печатью, снятое с Изяславовой руки, и великий князь узнал кольцо и заплакал.
Борис
Три дня и три ночи безостановочно били тараны в киевские ворота. Над городом висели черные тучи, сулившие грозу, но Бог пока безмолвствовал.
Великий князь собрал дружинников и велел выступать, а сам пошел к Улите.
Она сидела у окна.
– Я слеп, но вижу, – сказал он. – А что видишь ты? Что там?
– Август, – сказала Улита. – Опять август.
– Волхв сказал мне, что смерть приму я от Бога, а не от руки человеческой, – сказал Борис. – Уходи, тебя выведут, ты еще родишь мне сына.