Ядерные материалы

Молчанов Андрей Алексеевич

Вместе с тем времени на какие-либо раздумья оставалось мало: "Скрябин" приблизился к координатам гибели "Комсомольца".

И в действиях своих Иван Васильевич решил не мешкать... Тем паче к вечеру в каюте ученого Кальянрамана вспыхнул из-за неисправной электропроводки пожар, который команда тушила достаточно долго. Возникшая суматоха даровала подполковнику около двух часов бесконтрольного передвижения по судну.

С раннего же утра на палубах и в лабораториях воцарилась рабочая суета: готовились лебедки и тросы, укомплектовывался необходимыми

механизмами и приборами батискаф.

А к полудню разразился скандал: при монтаже механических приспособлений на батискафе выяснилось, что куда-то исчезли гребные винты глубоководного аппарата, вместо которых в упаковочных ящиках обнаружились тяжелые ржавые болванки, издевательски положенные в тару для придания ей надлежащего веса.

Прозоров, облокотившись на леера, стоял, подставив лицо студеному ветерку, и сквозь прищуренные глаза наблюдал за толкотней матросов, сгрудившихся возле толстостенного металлического шара, извлеченного из трюма на палубу.

Промасленный трос с пудовым крюком, зацепленным за мощную титановую петлю, туго колотил по металлу грузовой стрелы.

У трапа, ведущего на мостик, выясняли отношения капитан, араб и тощий Кальянраман - руководитель исследовательских работ.

Разговор происходил на повышенных тонах. Прислушавшись, Прозоров различил постоянно повторяющиеся словечки из английской нецензурной лексики.

Араб, свирепо выпучив свои жгучие очи, тыкал пальцем в грудь Кальянрамана, сокрушенно размахивающего руками, и без остановки поливал красноречием.

По соседству от Прозорова, не обращая ни малейшего внимания на бушевавшие среди иностранцев страсти, а напротив, мечтательно глядя в морскую даль, стоял со спиннингом под мышкой невозмутимый Сенчук.

Прозоров переместился поближе к соотечественнику.

Старпом напевал сквозь зубы:

В неапольском порту,

С пробоиной в борту,

"Жаннетта" поправляла такелаж...

Замолчал, равнодушно глядя на подошедшего к нему гостя с ответственными полномочиями.

– А как дальше?
– с улыбкой спросил Прозоров.

Но прежде чем уйти,

В далекие пути,

Был на берег отпущен экипаж,

равнодушной скороговоркой поведал Сенчук.

– Крепко сбитая песенка!
– дал оценку подполковник.
– Чьи слова?

– Слова русские, сугубо народные, - сказал Сенчук, подматывая леску на катушку.
– А чьи стихи - не знаю.
– Затем, коротко обернувшись на разгневанного спонсора, прокомментировал: - Довели эфиопа до белого каления! Плюнуть ему сейчас в рожу - зашипело бы!

– А что случилось?
– спросил Прозоров.

– Пропеллеры от батискафа запропастились... Дело, говорят, тухлое. Этот, в чалме чего-то там прохлопал, не проверил вовремя комплектность. Араб, слышал, обещал сделать из его черепа пепельницу.

– И какие выводы?

– Выводы - не наша работа, - сказал Сенчук.
– Наша начинается после них.

– Но если дело тухлое, то... приплыли, что ли?
– произнес Прозоров растерянно.
– Или наоборот - уплывать будем?

– Почему на жопе морщин нет, знаешь?
– сказал старпом.
– Потому что она не думает ни о чем и на все ей насрать! А у тебя весь лоб в бороздах... Ты же человек служивый и ко всякой там аппаратуре непричастен. Так вот и отдыхай, набирайся морского кислорода, его тут никто не перекроет, вентиль в руках божьих.
– Вновь рассеянно посмотрел в сторону трапа, где началась новая перебранка - уже среди вздрюченной матросни. Пробормотал: - Они и на Страшном суде будут сквернословить и плеваться, прости, господи, их козлиную непосредственность.

– А что, если нам принять по пятьдесят грамм?
– предложил Прозоров.
– Я с собой хорошую бутылочку прихватил...

– С порядочным человеком, - сказал Сенчук, - и керосин в горло пролезет без запинки, навроде "Мадам Клико" какого-нибудь. Отчего ж! Прошу в мои апартаменты!
– И он живо перемотал на катушку капроновую нить, олицетворяющую связь человека с природой.

Каюта старпома произвела на Прозорова изрядное впечатление своим простором, уютной мебелью и переборками, отделанными под красное дерево.

– Хорошо устроились!
– не удержался он от реплики.
– Как в городской квартире...

– Старости положен комфорт, - грустно ответил старпом.
– А бока мои помнят уйму казарменных шконок, так что вполне заслужили чести понежиться на мягких подушках перед гробовой доской.

– Ну, предлагаю тост за здравие, - сказал Прозоров, поднимая рюмку.
– В плавании, как понимаю, это основа основ!

– А я бы выпил за удачу, - сказал старпом.
– Поскольку, как помнится, на "Титанике" никто не хворал.

– Странный здесь народец, - посетовал Прозоров, отправляя в рот дольку лимона и невольно кривясь.
– Все замкнутые, каждый в себе...

– Публика не стоит рублика, - поддакнул Сенчук.
– Матросы - сволочь; носороги ученые как клопы, в своей шарашке толкутся...

– А чего толкутся?

– Я не знаю, что делается в их логове, - сказал Сенчук.
– Может, молятся своему мусульманскому богу, может, сосут кальяны...

– А вы, как мне сообщили в Москве, оказывается, раньше плавали на "Скрябине"?
– невинным тоном спросил Прозоров.
– Только вот не знаю, в каком именно качестве?

– В достославную социалистическую пору? Под трепещущим на соленых ветрах алым стягом с серпом и молотом?
– ничуть не растерялся старпом.
– Представьте, помощником капитана.

– У капитана много помощников, - сказал Прозоров, намекая таким образом на уточнение нумерации.

– Третьим, вторым...
– неохотно поведал старпом.

– Но вторыми помощниками на таких судах, насколько мне известно, назначались специальные люди...
– позволил себе подполковник некоторую бестактность.