Ядерные материалы
Шрифт:
Араб отвел взгляд в сторону. Процедил:
– Все свободны. Капитана и второго помощника прошу остаться.
– В частности - для обсуждения моей кандидатуры, - проронил в сторону Прозорова Сенчук, выходя с ним в коридор.
– В смысле незаменимости?
– уточнил тот.
– Ага!
– И что скажет капитан?
– Какой там капитан!.. Пирог с ничем!
– отмахнулся старпом.
– Ему бы я и дебаркадер не доверил!
– Но я слышал, он говорит на трех языках, помимо того, у него два высших образования...
– Ну, петух с орлом тоже в общем-то одинаковы, - рассудил Сенчук.
–
На этом первый подступ к разработке старпома закончился.
Прозоров, вернувшись в свою каюту, сел у иллюминатора и призадумался.
Сенчук, как он понял, был действительно незаменим, а потому откровенно независим и дерзок. Будущие отношения с хозяином экспедиции его не волновали. Почему?
Не потому ли, что он чувствовал себя независимым, в первую очередь материально, и вел свою игру, связанную с контрабандой, расценивая данное плавание как временный эпизод в большой криминальной игре?
Данная версия представилась Прозорову правдоподобной, но своим первым успехом он посчитал не ее, а установление контакта со старпомом - хоть каким-то, но источником информации.
Или - хорошо продуманной дезы?
На этот вопрос ответа у Прозорова также не существовало. Но в том, что рано или поздно ответ появится, он был убежден.
КАМЕНЦЕВ
Стоя на палубе и глядя на толкотню матросов, упаковывающих батискаф в защитный брезент, Забелин, с усмешкой глядя на Каменцева, негромко выговаривал ему:
– А вы, доктор, оказывается, бедовый парень... Зачем все-таки надо было устраивать этот пожар в каюте?
– Чтобы дать вам время разобраться с процессором. Это во-первых.
– Все решилось куда проще. Кто-то, не мудрствуя лукаво...
– Это во-первых, - продолжил Каменцев.
– Во-вторых, теперь я абсолютно уверен, что эти природоохранители решили поднять ядерную головку ракетоторпеды.
– То есть?
Каменцев поведал о служебной документации, обнаруженной им в каюте пакистанца.
– Весьма забавно, - озабоченно качнул головой Забелин.
– И в-третьих, - продолжил Каменцев, - наш главный ученый - диабетик. И в пожаре сгорел весь его персональный инсулин.
– Жестоко!
– сказал Забелин.
– Решили таким образом угробить главного специалиста?
– Да нет...
– Каменцев с досадой посмотрел на перетянутые полосками пластыря пальцы левой руки.
– Пару десятков ампул я взял с собой. По дороге в санчасть пять штук кокнул, споткнулся в горячке... Полез в карман - и вот... Кивнул на поврежденную руку.
– Порезался. Но теперь здоровье и жизнедеятельность этого умника под моим полным контролем. И думаю, что, если эти деятели что-либо затеяли в Бермудах, главного спеца я отключу, как лампочку. Есть на сей случай определенная, так сказать, микстура... А он не через час, так через два обязательно меня навестит. Удивлен, что до сих пор не явился...
– Так вы не только поджигатель, но и отравитель?
– усмехнулся Забелин. Кстати, я после выпуска из училища в общаге жил... В комнате на четверых. Все молодые офицеры. И был среди нас некий лейтенант Гена Терентьев, обладатель дефицитной по тем временам бутылки французского коньяка. С этим коньяком вообще странные истории... Он тогда в нашей нищей среде исключительно в качестве презента фигурировал... Помню, в военном городке я одному доктору за успешно излеченную гонорею бутылку "Наполеона" подарил, а у нее - такой характерный скол у донышка... Так вот. Через год в качестве подарка от одной благодарной дамы эта бутылка ко мне снова вернулась, пройдя, подозреваю, десятки рук... А с лейтенантом Геной так вышло: мы его каждый праздник кололи на эту бутылку, а он - нет, мол, разопьем, как только третью звезду получу. Вообще-то, замечу, жлобоватый был паренек... Ну, год терпим, а он все в лейтенантах... А однажды как-то ну уж очень остро недобрали!
– и решились на грех: через шприц коньяк выкачали, выпили, а в бутыль мозольной жидкости заправили. Через месяц, представь, Гене дают третью звезду. Мы: ну, давай, открывай коньяк, обещал! Не, говорит, до следующей звезды его оставляю, вам и так водки хватит, не баре. Но все-таки убедили мы его, открыл он коньяк, мы свет притушили - жидкость-то зеленая... Кто-то рюмку из синего стекла достал, налили мы повышенцу...
– И?..
– хохотнул Каменцев.
– Он выпил, потом передернуло его, как от разряда, оглядел он всех нас изумленно и с трагедией в голосе воскликнул: "Братцы, коньяк-то прокис!"
– Похоже, истории суждено повториться, - прокомментировал Каменцев.
– Думаешь, придет к тебе на поклон?
– спросил Забелин.
– Как выразилась однажды любимая женщина, проводившая, кстати, меня в этот поход, - поведал Каменцев, - куда он денется, когда разденется!
Позже, на ужине в кают-компании, подтолкнув Каменцева под локоть, Забелин шепнул:
– Похоже, ты прав...
– И кивнул в сторону показавшегося в двери Кальянрамана.
Лицо пакистанца омрачала тоска. Подойдя к Каменцеву, он нехотя произнес:
– Доктор, мне необходимо с вами поговорить.
– Милости прошу.
– Каменцев привстал из-за стола.
– Здесь или в санчасти?
– Я думаю, в санчасти...
В санчасти, где под присмотром дежурного матроса находился все еще находящийся в беспамятстве Филиппов, они присели в уголке, и пакистанец упавшим голосом поведал:
– Вчера... вчера случилось ужасное!
– Вы имеете в виду пожар?
– Да... Я - диабетик, и в огне погиб весь мой инсулин. Теперь вся надежда на вас, доктор.
Каменцев не нашел ничего лучшего, нежели пощупать пульс на потном запястье больного.
– Дело плохо, - констатировал, скорбно качнув головой. После, в задумчивости побродив у стеклянных шкафчиков, привинченных к полу, произнес: Кое-что у меня имеется... И я в состоянии помочь вам. Но...
– Я заплачу!
– Пакистанец прижал руку ко впалой груди.
– Я заплачу вам хорошие деньги, доктор!
– При чем здесь деньги?
– поморщился Каменцев.
– Я вовсе не собираюсь наживаться на вашей беде, но, боюсь, те заменители, что есть у меня под рукой, обладают малоэффективными показателями. Нам предстоит выработать для вас определенную диету и режим... Но для начала мне надо знать тип вашего заболевания...
– Тип весьма неблагоприятный, - мрачно усмехнувшись, произнес пакистанец.
– Позвольте вам пояснить...
Выслушав подробности, Каменцев удрученно вздохнул. Затем произнес в раздумье: