Ядерный Ангел
Шрифт:
– Но и W67-1 находится прямо на берегу Ладоги, – сказал я.
– Да, но там поблизости нет железнодорожных путей, – Тога вгляделся в карту. – И еще, D65 ближе остальных расположен к Зонненштадту, видите?
– Резонно, – Димон выглядел очень довольным. – Кажется, вы действительно именно те люди, которые мне нужны. Сейчас пробьем инфу по D65. Ага, есть кое-что!
– Испытательный полигон войск ПВО, – прочитал я. – Построен в 1946 году. Плюс в двух километрах от него до 1947 года находился Firpenlager… Стоп, лагерь принудительного труда. Почти пятнадцать тысяч заключенных. Русские, поляки, украинцы, литовцы. Значит, тут шли большие работы. И была готовая рабочая сила для монтажа установки и реактора. Информация, как я понимаю, старая.
– До 2019 года.
– Леха, смотри, совсем рядом еще один объект, и он тоже обозначен как база ПВО, – внезапно сказал Тога. – Не много ли баз ПВО на таком пятачке?
– Думаешь, липа?
– Возможно. Надо бы проверить. Но есть еще одна любопытная вещь. Что может угрожать установке в России? Только ракетные или авиационные атаки американцев. А вот объект ПВО должен быть хорошо защищен от воздушных атак.
– Чего молчишь, боженька? – обратился я к Димону.
– Смотрю на вас и любуюсь, – ответил хакер. – Вот чего мне давно уже не хватает, так это вашей пассионарности.
– Ты ведь нас проверяешь, так? – Я тяжело посмотрел на Димона. – Сам-то, небось, знаешь, где спрятана эта затраханная цайт-машина, просто хочешь с нами поиграть.
– Я даже не подозревал, что она до сих пор работает.
– Ой, не вяжется это с твоим сюжетом, Димон! Чтобы ты, гениальный наш, да чего-то и не знал? Ты ведь Алину ждал, не нас.
– И вас тоже. Сейчас мне будет трудно объяснить, почему и зачем. Скоро все сами поймете без моих объяснений.
– Слушай, Димон, – я понял, что пришло время поговорить по душам, – давай без уверток: что ты затеваешь?
– Возвращение истории в нормальное русло. Реализую финал сценария, который ты сегодня читал. Я же тебе изложил.
– Мне… нам кажется, что ты чего-то не договариваешь.
– Это только кажется, – Димон хрустнул пальцами. – Итак, объект D65?
– Что ты планируешь делать?
– Атаковать. Уничтожить охрану, проникнуть внутрь и дальше действовать по плану. Моему плану, Леша.
– Хорошенькое дело. – Я посмотрел на Тогу: он был совершенно спокоен. – И когда начнем?
– Мне нужно немного времени, чтобы все продумать. Внести последние штрихи, так сказать. Спасибо за помощь. Я в вас не ошибся, мужики. Ермолай, проводи наших друзей.
Когда мы вернулись к себе, Кис сидела за столом. По ее лицу я понял – произошло что-то нехорошее.
– Папа, – сказала она, перехватив мой встревоженный взгляд, и протянула мне листок бумаги.
– « Милая моя, – писал Лукошин, – я попросил товарища Грача найти тебя и передать эту записку, и он обещал выполнить мою просьбу. Я знал, что рано или поздно тебе придется покинуть меня. Товарищ Грач рассказал мне все, и я счастлив, что моя дочь выбрала единственный правильный путь. Я уважаю твой выбор и горжусь тобой, моя радость. Всю свою жизнь я старался изменить этот страшный искалеченный мир, пытался помочь тем, кому была нужна моя помощь. Но главный итог моей жизни в другом: я вырастил чудесную дочь. Мудрую, добрую, прекрасную девушку с чистым сердцем. Я знаю, что ты сумеешь сделать этот мир лучше, и поэтому мое будущее меня не пугает.
Не беспокойся обо мне. Как говорил мой любимый Монтень: «все, что касается нашей смерти или нашей жизни, должно зависеть от нас». Товарищ Грач дал мне ампулу, которая избавит меня от нацистских застенков, боли, нахттотеров. Все случится легко и быстро. Я прошу тебя – не печалься обо мне. Я прожил слишком хорошую жизнь для того, чтобы бояться смерти. Бог простит меня, потому что знает, почему я иду на такой шаг. Я выполнил свою миссию в этой жизни. Мне не о чем жалеть. Все, что я делал, я делал для тех, кого люблю. В моей жизни был смысл. Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что в последние мгновения моей жизни рядом со мной не будет тех, кого я любил и люблю всем сердцем – твоей матери и тебя, милая. Я верю, однажды в лучшем мире я снова увижу вас, и тем больше будет мое счастье, которое уже не омрачат ни война, ни безумие, ни страх.
Милая, прекрасная моя девочка! Прими с этим письмом мое благословение. Иди своей дорогой до конца. Я люблю тебя, и буду любить всегда. Ты – мой ангел, главное сокровище моей жизни. Прости меня, если я был плохим отцом и уделял тебе меньше времени, чем стоило бы уделять. Будь счастлива. Папа».
– Алина… – Я сел рядом с девушкой и обнял ее за плечи. – Я с тобой. И Тога тоже. Только попроси, все для тебя сделаем.
– Папа давно говорил, что готов умереть, – сказала девушка, даже не посмотрев на меня. – Он храбрый человек. Сейчас я понимаю, что в своей школе он каждый день вел свою войну. Пытался помочь детям Зонненштадта остаться людьми несмотря ни на что.
– Не плачь, – я еще крепче обнял ее, поцеловал в теплые шелковистые волосы. Меня будто обожгло: киборг не может плакать! Мюррей лжет. И Димон лжет. Сволочи!
– Я стараюсь быть сильной, но у меня не получается, – и тут Кис посмотрела на меня. Как описать этот взгляд? Сказать, что он меня потряс – ничего не сказать. В глазах Алины стояли слезы, но в них был такой свет… Будто ангел на меня посмотрел.
– Записка была у Карагода, – сказала Алина. – Папа отдал ее Грачу в тот самый день, когда мы ушли из Зонненштадта. А я… я ничего не почувствовала. Все эти дни думала о папе и надеялась, что Грач поможет ему выбраться из города.
– Успокойся, Алина. Твой отец был настоящий мужик. Я бы таким гордился.
– И я им горжусь. – Алина перевела на меня взгляд и улыбнулась. – Просто все так внезапно случилось…
– Мы можем тебе помочь?
– Не знаю. Пока мне хочется побыть одной. Не обижайтесь.
– Конечно, милая.
Мы с Тогой вышли в коридор. Я закурил, Тога уселся на большой зеленый армейский ящик, и какое-то время мы просто молчали.
– Она плакала, – сказал я, наконец. – Киборги не плачут, Тога.