Ядерный Ангел
Шрифт:
– Конечно. Надо убедить Димона изменить его план. Я не прощу себе, если Кис… если с ней что-нибудь случится.
– Вот знаешь что самое мерзкое в любой войне, Тога? Затевают ее одни, а гибнут в ней другие. Светлые люди гибнут, хорошие. Какой-то падле хочется власти, денег, респекта, а другие расплачиваются за это жизнями.
– Или кому-то хочется с кайфом поиграть, – заметил Тога со странной улыбкой.
– Ага, или поиграть. Теперь я хорошо понимаю, о чем говорил Консультант при первой нашей встрече. – Я швырнул окурок в урну, закурил новую сигарету. – Что будем делать?
– Спасать Кис.
– Должны. Только тут эти пиндосы хреновы со своими ракетами! Ведь возьмут и шарахнут, им терять нечего. И все, картина Репина «Приплыли!».
– Знаешь, Лех, я все никак не могу отделаться от мысли, что все это игра. Когда я пробирался на станцию под Кале, чтобы взорвать цистерны, прямо трясся весь от страха. Потел, как первокурсник на экзамене. Все было более чем реалистично. А тут… Даже самому странно, до чего я спокоен. Привычка уже, что ли?
– Ты лучше скажи, что нам теперь делать.
– Пока не знаю. Но Димона надо переубедить. А чтобы его переубедить, надо придумать хороший план. Реально выполнимый.
– Будем думать. Только вот мне в голову ничего и не идет.
– Поспать надо, – Тога хлопнул себя по ноге. – Менделеев во сне свою периодическую таблицу увидел. Глядишь, и нам что-нибудь путное приснится.
Мне ничего не снилось. Вообще, я будто спал одну секунду – только заснул, и вот уже кто-то тормошит меня сильно и настойчиво.
Я открыл глаза.
– А?
– Вставай, – надо мной появилась физиономия Ермолая. Он выглядел очень мрачным. – Пойдешь со мной.
– Что опять случилось?
– Скоро все узнаешь.
Я осмотрел нашу комнату. Лампочка под потолком время от времени мигала, пришедшие с Ермолаем охранницы неподвижно стояли в дверях. Постель Кис была пуста, и самой девушки в комнате не было. Тога медленно одевался, поглядывая на меня. Я набросил куртку, вытряхнул из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой.
– Пошли, – велел Ермолай.
Мы шли за архистратигом, охранницы держались позади. Будто конвоировали нас. Не знаю почему, но предчувствия у меня были нехорошие. Мне не понравилось выражение лица Ермолая. Сто пудов, случилось что-то очень скверное. Неужели американцы привели в действие свой план удара возмездия, и теперь мир за пределами этого бункера – раз и навсегда сожженная атомная пустыня?
Мы сели в лифт и оказались на жилом уровне, а оттуда попали в личные апартаменты Ахозии. В огромном атриуме нас встретили построенные в две шеренги клоны-боевики – одинаковые, застывшие как статуи, с непроницаемыми лицами, даже их автоматы были опущены к полу под одним и тем же углом. Мы проходили вдоль шеренг, и херувимы Ахозии провожали нас взглядами. Это походило на встречу почетного караула.
Ермолай подвел нас к двери, нажал на выключатель, и мы вошли в покои Димона. И тут я понял, что случилось.
Обстановка личной спальни живого Бога апокалитов была самой простой. Пластиковые панели на стенах, кулер в углу, металлический письменный стол с ноутбуком и разбросанными бумагами и дисками, картотечный шкаф и пара стульев. Димон лежал вытянувшись на железной кровати: его руки были сложены крестом на груди, челюсть подвязана. У кровати стояли немолодой человек в белом халате – личный врач Бога, – и невысокий бородатый крепыш в камуфлированной форме.
– Свершилось! – торжественно сказал крепыш, обращаясь к нам. – Сегодня, в два часа двадцать четыре минуты ночи Создатель покинул наш мир и вернулся в сияющее Царствие Свое.
– Как покинул? – Я оглядел присутствующих, потом подошел к кровати. Димон был мертв, в этом не было никаких сомнений. Я даже коснулся его руки – она была холодной.
– Острая сердечная недостаточность, – сказал врач. – Слабая плоть человеческая стала тяготить божественный Дух, и Он ее покинул.
– Так, – меня будто горячим ветром обдало, – и что теперь?
– Брат Малахия, – обратился Ермолай к бородачу в камуфле, – огласи предсмертную волю Создателя.
– Слушаюсь, архистратиг, – крепыш достал из кармана портативный диктофон и включил запись.
– Привет, мужики, – голос Димона звучал хоть и слабо, но удивительно спокойно, – приходится обращаться к вам таким манером, потому что по-другому не получится. Меня обрадовало ваше появление. Слишком сильно обрадовало, такие бурные эмоции были мне явно противопоказаны. Чувствую, что мои дела плохи. Уж не знаю, сколько мне осталось, но очень скоро мое заключение кончится. Я знаю свою вину, знаю, что натворил. Честное слово, я не хотел. Я даже не представлял себе, чем могут обернуться мои фантазии. Не хочу уходить вот так, не попытавшись исправить то, что натворил. – Димон замолчал, стало слышно только его хриплое болезненное дыхание. – Вот, опять хватает… Короче, слушайте, времени мало. Пустое самобичевание и всю лирику опущу, только по делу. Леха, оставляю свой крест тебе. Теперь ты Ахозия. У тебя нет права ошибиться. Найди эту машину и сделай так, как я сказал. Если хочешь, это мое завещание. Диск с «Альтер Эго» – в дисководе моего ноута. Твой друг башковитый чувак, разберется, что к чему. Исправьте мою глупость, прошу. Может, у вас что-нибудь получится. Не дайте… Ох!
Мы ждали, слушали, но Димон больше не сказал ни слова. Малахия выключил диктофон. Я оглядел присутствующих – все они смотрели на меня.
– Ну, и что? – не выдержал я.
– Все ясно, – Ермолай сделал ко мне шаг, склонил голову. – Воля Ахозии священна. Теперь ты принимаешь свою паству.
– Что? Хочешь сказать, что теперь я – ваш живой Бог?
– Не только наш, – Ермолай опустился передо мной на колено, Малахия и врач сделали то же самое. – Единственный живой Бог человечества, Тот, Кому предначертано вести избранный народ в Твое Царство.
– Ермолай… Господа, послушайте, – я чувствовал, что начинаю терять чувство реальности. – Это невозможно! Я не Бог, понимаете? Это богохульство. Я верующий человек. Бог один, и Он на небе. Мало ли что там записано на кассете? Нет-нет, я не могу!
– Я жду слов Создателя, – ответил Ермолай. Он будто не слышал того, что я говорил.
– Мне нечего сказать, – я понял, что все решено. Теперь мне стало понятно, почему Димон так ждал нашего появления. О мертвых не говорят плохо, но я чувствовал, что люто ненавижу покойного программера. Вот подставил, так подставил! Теперь на мне вся ответственность за то, что случится. И если я не справлюсь…