Ядовитые узы, или Два зельевара — гремучая смесь
Шрифт:
Да, звучит не столь впечатляюще, как «янтарный шипохвост» или «изумрудный зуборвач», но трибуны бесновались. Даже эльфы заинтересованно подались вперед. А я наконец узнала обладателя голоса, искаженного эхом. Интересно, что ты скажешь дальше, Джерсемей!
Ударил гонг, я вскочила в седло. На мгновение поравнялась с моими соперниками, выстроившимися в одну линию верхом на вивернах, и пустила ящера быстрым шагом. Я ждала музыки – этого ритмичного, необузданного мотива, совместившего в себе веяния со всех сторон света, и когда она вновь оживила «статуи» на колоннах, я грациозно поднялась в седле. Во весь рост. Медленно, обводя взглядом трибуны – отчасти приветствуя, отчасти – запоминая
С мыслью о друге легкое волнение отступило, оставив место чистому восторгу и азарту. Виверна перешла на рысь, но я легко удерживала равновесие. Ничто не было способно разбить сложившуюся гармонию между мной, драконом и звуком, исходящим с самых верхних ярусов. Держась за упряжь одной рукой, играючи перехватывая другой, я кружилась в такт убыстряющемуся, почти шаманскому ритму. Подчиняясь его законам, творила фигуры собственного танца – то на пределе скорости, то замедляясь – словно для того, чтобы то или иное движение впечаталось в память. Сейчас я принадлежала другой, невесомой реальности, где была абсолютным творцом.
Джерсемей не комментировал – попросту сорвал бы голос в попытке перекричать музыкантов и взбудораженную публику. На огромные барабаны, обтянутые кожей, обрушился дождь ударов, и мой Сапфир сорвался в галоп. Я раскинула руки в стороны, широко расставив ноги для опоры – мы замыкали круг. Теплый ветер бил в лицо и трепал волосы. Виверна синей молнией возвращалась, грозя смести ровный ряд соперников по песку, но мягко затормозила в самый последний момент – похоже, у меня получилось воздействовать на дракона ментально, как у мастера первой ступени. В воцарившейся тишине кто-то громко выдохнул.
Трибуны встали – сначала задние ряды с простолюдинами, среди которых должен быть Робин, а потом приливная волна докатилась до ложи с эльфами. Один остроухий с приметной печаткой на руке несколько раз сомкнул ладони, но я уже не могла этого оценить. Эйфория схлынула, голова была предельно ясной, словно все чувства ушли вместе с танцем – первым и последним, исполненным на публику.
Говорят, перед смертью лебеди поют свою единственную песню. Так это или нет, но я отчетливо поняла, что моя «лебединая песня» только что отзвучала.
***
Наверное, я была первой и единственной, кто выиграл на скачках у Джерса еще до начала собственно скачек. Казалось, боги поставили целью надо мной подшутить – в качестве приза выступала виверна, любая из рывших песок на арене. Воплощенная мечта Сайероны-у-которой-вся-жизнь-впереди. Я, особо не раздумывая, забрала Аришу. Жаль было прощаться с сапфировым остронюхом, но юного дракона выпустили не иначе как «на мясо» – а этого я не могла допустить. Меня до сих пор колотило от холодного, пронизывающего взгляда эльфа с кольцом-печаткой, который мне рукоплескал и объявил о досрочной победе. Хорошо, что я уже имела некое представление об истинной сущности «живых богов», иначе могла бы лишиться рассудка. Наверное. Но, если подумать, все логично – они живут века и тысячелетия, видели рассветы и закаты человеческих цивилизаций, кто мы для них? А виверны, магические существа, созданные даже не богами, а магами? Просто игрушки для извращенного ума.
Нас с Аришкой торжественно проводили через незамеченную ранее арку, выведшую на центральную площадь Феликса Двенадцатого, последнего императора с трагичной судьбой. Хорошая у них защита – и пространственная магия, и порталы. Не удивлюсь, если сама арена находится где-то за пределами города, либо даже на другом полюсе Ниариса. Обращение к дозорным, вышагивающим в свете негаснущих магических фонарей с арбалетами и мечами, ничего не даст – их в нижний город и пряником не заманишь. Бежать к Карлиону? Доверия к нему поубавилось. И надо подумать, куда пристроить Аришу, отдавать магистру точно не вариант.
Повсюду сновали люди – в среднем городе ночью жизнь только начиналась. Студенческие гуляния, встречи влюбленных, просто городские работяги, решившие пропустить стаканчик-другой после долгого дня. Однако у самой статуи бывшего императора было пусто, и я присела на постамент. Надеюсь, Его императорское величество не будет против моей компании. Каким-то хмельным взглядом я рассматривала совершенное мраморное изваяние в человеческий рост – царственный снарр будто глядел на меня с возвышения, со спокойным осознанием своего величия, но не высокомерно, как остроухие с арены. Такими нас приучают видеть эльфов, всевидящими и мудрыми. Как живой… Кажется, полы мантии вот-вот начнут развеваться на ветру, а губы растянутся в насмешливой улыбке.
Похоже, кровь шантажиста проникла в каждую клетку тела, если его черты мерещатся в статуе. Дракон побери! В глубине души я с горечью признавала – мой триумф на виверне был не полным. Отчего-то хотелось показать именно ему – не тем ряженым, а именно ему – что я чего-то стою. Что меня нельзя купить, как лошадь на рынке. Что мной нельзя крутить, как ему хочется, даже за обещание жизни.
– Сай! – Роб приподнял брови в удивлении от выбранного места отдыха и метнулся ко мне, – Я тебя обыскался! Ариш… – он кинулся обнимать виверну, как отец любимое дитя, но скоро снова повернулся ко мне. Смотрел он ни много ни мало как на героя войн с истайрами, – ты… ты… сделала их всех!
Я поднялась, изучающе глядя на друга.
– А теперь скажи мне, ты знал?!
– О чем? – Робин испуганно отступил на шаг.
– О гхаровых големах! О том, что таких, как Аришка, там бросают на мясо! О том, что за Джерсом стоит Селестар! – меня прорвало, я кричала и кричала, пока не стало тошно от самой себя. Роб ни в чем не виноват – только в том, что попался под горячую руку, – Прости…
– Нет, ты прости, что не остановил… Но тебя разве остановишь, – в виноватой улыбке сквозило восхищение, – я не лгал про участие и предупреждал, что будет жестко, но големов не видел. Вот кто, значит, поддерживает порядок в Зале неприкосновенности… – пробормотал он себе под нос, – понимаешь, до начала скачек никто не имеет права нанести вред сопернику или его виверне, это непреложный закон. Но големы… – он витиевато выругался, – им, конечно, тоже нужна подпитка, и раз в десять лет кто-то «оступается»…
И все равно, считала я, какой смысл в этих Залах неприкосновенности, если на арене тебя могут разделать под орех? Ах да, все удовольствие для высокородных ублюдков.
– Сай, – Роб придвинулся ближе, – как это было?
Я охотно пересказала случившееся – не ради смакования подробностей, а потому что держать в себе было слишком тяжело. Вместе с той правдой, что я не могла открыть никому, это было просто… слишком.
Вместо ответа друг притянул меня к груди. Я с благодарностью укрылась на его плече, отстраненно думая, как хорошо, когда просто есть кто-то. Кто-то рядом, кто поделится своим теплом.