Ягодка опять
Шрифт:
— Там всегда семнадцать.
Рожать Арина, по всей видимости, тоже будет по соседству — в Англии. Для нас же с Ванькой поездка — великолепная языковая практика. Договариваемся, что в Ирландии будем говорить только по-английски.
Страна поражает меня. Серые камни, изумрудная трава, на которой пасутся нескончаемые стада коров и овец, и небо. Больше ничего. Арина плотно обосновывается в шикарном отеле в Дублине, мы же с Ванькой много ездим на разные экскурсии. Осматриваем серые, иссеченные ветрами руины замков и храмов. Лежим на животе (потому как стоять страшно) над прибрежными скалами Мохер — отвесными «клиффами» почти двухсотметровой высоты,
В Дублине нас навещают мои сыновья. И что за жизнь, если видишься с ними раз в год и то за границей? Мальчишки приехали в гости к Петькиной жене — англичанке, быстро загрустили в обществе ее чопорных родителей и с радостью ухватились за предложенную кем-то из них идею на выходные слетать в Ирландию ко мне. Известие о том, что скоро сыновей у меня станет на одного больше, воспринимают непросто. Правда комментирует ситуацию только Петька:
— Одним дядей больше, одним меньше…
Не сразу понимаю, что он имеет в виду. О ком говорит? О ребенке, который родился у моего бывшего мужа и его новой жены? Так какой же он Петьке дядя?.. Он ему брат, как и мой будущий малыш… Стоп! Это что же получается?..
— Петечка, я что же скоро стану не только мамой, но и все-таки бабушкой?
— Иес, мамусичек!
Сижу в некотором обалдении. Ну и новость! Всем новостям — новость!
— По крайней мере, дядя будет старше своего племянника?
— Ага. Месяца на три.
Мальчишки хохочут. Теперь их ситуация забавляет. Меня, впрочем, тоже. Они рядом со мной, и мне ничего не страшно. Первым прекращает смеяться Виктор. Как всегда. Уже говорила — он у меня большой мастер вернуть всех с небес на землю…
— Отец знает?
Повисает пауза.
— Нет. Откуда?
— Будет сюрприз.
Да уж. Рассказываю мальчишкам, что намерена пересмотреть наши с Игорем материальные взаимоотношения. Они меня не порицают. Даже напротив. Витька:
— Не по-мужски он с тобой поступил.
— Нечестно, — подтверждает Петька, а Митька кивает.
На сердце сразу становится легче. Все-таки сомнения в правильности своего поступка меня мучили. После стычки с новой Игоревой женой всерьез думала бросить все. Никакие деньги не нужны, если из-за них приходится терпеть такое. Но Всеволод Гарлицкий — тот самый адвокат, которого мне сосватал Евгений Васильевич, только глянул на меня как на умственно отсталую и даже отказался подобный вариант обсуждать.
— Надежда, но вы же должны понимать, что им только того и надо. И эта женщина наговорила вам все это исключительно с той целью, чтобы вы решили, что судиться с ними — вам же дороже будет.
— Пока так и получается.
— Так это только пока.
Голос адвоката, который доносится до меня из телефона, бодр. Сообщает, что дела наши идут просто отлично: нашлись свидетели, готовые под присягой подтвердить, что мой бывший муж действительно начал подготовку к разводу задолго до того, как сообщил мне о своем решении. Переводил деньги на независимые счета, переоформлял недвижимость… И регулярно навещал любовницу…
— Мы прижмем его, Надежда, и хорошенько пощиплем ему перышки. Чтобы впредь и ему самому, и ему подобным господам не повадно было. Право у нас, конечно, не прецедентное, но это дело, если мы его выиграем, поможет
Хитрец. Знает, чем меня пронять…
Арина и Иван улетают в Лондон. Там их должен уже ждать Евгений Васильевич. До родов Арине осталось всего ничего. Я же отправляюсь в Москву. Тоже через Лондон, но просто транзитом. Пока Симоновы не вернутся домой уже с новым членом семьи на руках, у меня снова будет отпуск.
Думаю забрать Шарика-Бобика и махнуть на бабушкину дачу. Надеюсь, что мысли о том человеке, чьего ребенка я сейчас ношу под сердцем, не будут мучить меня там особо сильно… Интересно, как бы все у меня сложилось, если бы не его смерть? Если бы я нашла его, и он узнал о том, что вскорости станет отцом. Как бы он среагировал? Думаю, вряд ли был бы рад… Ребенок в качестве платы за одну ночь удовольствия с женщиной, имя которой он так и не узнал… Или осознанно не захотел узнать… Нет, вряд ли что-то из всего этого вышло бы путное.
Шарик-Бобик даче рад. Бегает, обнюхивает углы, а потом исчезает через дыру в заборе. Наверняка отправился по старым злачным местам. Я же беру в руки триммер и вступаю в очередной неравный бой с отросшим и уже набравшим силу бурьяном. Рычит этот чертов агрегат как трактор. Ясно, что ничего не слышу вокруг, а потому вскрикиваю от неожиданности, когда чья-то рука ложится мне сзади на плечо. Адская машинка при этом взвизгнув зарывается леской в землю. Торопливо выключаю ее и оборачиваюсь…
До этого момента я никогда не падала в обморок. А тут меня выключило так, словно это я — триммер, и на мне тоже есть кнопка. Глянула, узнала и — все. Пришла в себя уже в доме, на диване. И он рядом — мокрым полотенцем меня обмахивает. Вид перепуганный донельзя. Увидел, что я глаза открыла, обрадовался.
— Что с тобой приключилось-то? Словно привидение увидела…
Дрожащими пальцами дотягиваюсь до его лица. Кожа теплая. Отросшая за день щетина колется… Живой. Очки по-прежнему на носу. Седины, пожалуй, прибавилось… Одет уже не так убого. Хотя летом с этим всегда проще — футболку и джинсы себе может позволить каждый… Отвожу взгляд.
— А я ведь привидение-то и увидела…
Хмурится:
— Не понял.
— Схоронила я тебя и оплакала.
Я ведь тогда человека, тело которого нашла на дачах, действительно похоронила. Как представила, что будет он лежать в общей могиле с бомжами и прочими невостребованными личностями, так все для себя сразу и решила. Тело кремировали, а урну, которую мне выдали через несколько дней, я поместила в колумбарии на Котляковском кладбище. Долго думала, что же написать на могильной табличке. Ни имени, ни тем более фамилии, ни даты рождения. Даже дату смерти и то определили приблизительно… Так ничего и не придумала, а потому рабочие в мастерской написали просто: «Покойся с миром». Так беспомощно и жалко. Был человек и не стало. Только горстка пепла…
Плакала я тогда действительно сильно. Оплакивала его так внезапно оборвавшуюся жизнь. Свои несбывшиеся надежды… А ведь во время похорон я еще не знала, что беременна… А теперь вот он, передо мной, живой и здоровый. Вроде бы похудел немного и осунулся. Но точно он. Хмурит прямые темные брови. На лице недоверие.
— Чушь-то не говори.
Вздыхаю.
— Какая уж тут чушь… Попить чего-нибудь дай. Там, в холодильнике что-то должно быть.
Торопливо встает и приносит мне минералки. Осторожно сажусь. Пью. Хорошо. Холодненькая. Пузырьки горло щекочут. А в глазах слезы так и кипят. Неужели правда жив?