Ягодка опять
Шрифт:
— Я не приказывал ничего такого. Чушь какая-то…
Опять поднимает к глазам телефон. Но я мгновенно перехватываю его руку.
— Не стоит. Будешь сейчас названивать этим своим орлам… Которые меня, как видно, упустили бездарно и тебя вовремя о том, что я с приема уехала, не предупредили. Они ведь звонили?
Кивает хмуро и засовывает телефон обратно в карман.
— Уже поздно громыхать громом и посверкивать молниями, Саш. Ты пойми, мне уже все равно — приказывал ты им это или нет. Просто убирайся отсюда и продолжай держаться
По мере того, как высказываю все наболевшее, завожусь все больше. Сама не замечаю, что уже по сути перешла на крик. Осознаю собственную глупость только после того, как просыпается и принимается плакать Данька. Идиотка, разбудила и испугала к тому же… Хватаю его на руки и прижимаю к себе. Руки заметно дрожат. Данька, естественно, принимается реветь еще горше. Покормить бы его, так тут этот… Стоит, руки сжаты в кулаки, желваки на лице так и ходят.
— Надь! Я ничего не понимаю.
— Ну да! Спектакль «А царь-то и не знает» в разгаре?
— Какой еще, черт побери, спектакль?
Внезапно садится и утыкает в ладони лицо. Надо сказать, вид у него не очень. Больной откровенно у него вид. Лицо исхудало так, что кожа скулы обтянула… Ну и фиг с ним! Не интересно мне Сашино состояние и его причины тоже! Мне бы Даньку успокоить. Сажусь к незваному гостю спиной, спускаю с плеча бретельку и вкладываю открывшийся сосок мальчику в ротик. Вот так, мой славный. Кушай. И не бери ничего в голову. Пока еще ты это себе вполне можешь позволить…
В комнате тут же становится тихо. Данька у меня покушать не дурак. Сосет, старается, даже ручкой грудь поджимает, чтобы молочко бодрее давала. Таращит на меня свои голубые глазенки. Папины, блин. Я-то кареглазая… Поднимаю голову, когда на нас с Данькой падает тень.
— Я же сказала — убирайся.
— Надь. Я, раз уж так получилось, хотел бы объясниться.
— А не пробовал для этого просто поднять трубку и набрать несколько цифр?
Отводит взгляд от моей груди и ребенка. И меня сразу отпускает. Словно он этим своим взглядом как-то держал меня, что ли?
— Пробовал. Не получилось. Не знал, что тебе сказать.
Качаю головой.
— Спросил бы, как сына зовут, например.
— Это я и так знаю.
— Вот как?
— Надь. Я не понял, что ты там такое говорила про твоего старшего ребенка, про наркотики. Не ерничай. Просто расскажи и все. Поверь. Я на самом деле слышу обо всем этом в первый раз.
Пожимаю
— Я только попросил, слышишь, ПОПРОСИЛ, чтобы Димку по возможности лишний раз не поминали.
— Меня и попросили. Очень убедительно. А остальных просто купили. Чем еще объяснить такой приговор? Условный срок заказчику и два года колонии общего режима исполнителю… Еще, небось, через год и вовсе освободят. За хорошее поведение.
— Я не знал, Надь. Я правда ничего этого не знал.
— Был занят государственными делами?
— Болел я.
— Ух ты! Цари что — тоже болеют? Как простые смертные?
— Надь!
Замолкаю и утыкаюсь взглядом в Даньку. На замершего рядом Сашу смотреть просто не могу. Так хочется ему в морду дать, что даже ладони чешутся. Сначала кулаком по физиономии, чтобы на пол грохнулся, а после хорошенько по ребрам попинать. Сука. Как же я его сейчас ненавижу. Болел он! Как же… Тут притормаживаю. Болел? А ведь правда выглядит как оживший труп…
— Что с тобой приключилось-то? — все-таки любопытство мой главный порок. Непобедимый. Ну вот куда опять несет? Надо мне это знать, что ли?
— Еще одно покушение.
Вскидываю голову. Странно, никто из пишущей и снимающей братии ни о чем подобном не говорил…
— Опять стреляли?
— Нет, отравление. Какой-то дряни мне подсыпали во что-то.
Накатывает жалость. Но сразу остановиться и перестать ерничать не могу. Уж очень сильно он меня обидел.
— Пора стены в кабинете и в спальне на наличие полония проверять.
Усмехается в ответ совсем не весело. Скорее мрачно.
— Проверили. Пока чисто.
Черт. А он ведь все это серьезно.
— Кому ж ты так крепко дорогу перешел? Дима твой много мне чего порассказал, но на тебя покушался ведь не он…
— Не он. Проверили. И моих… Тех женщин, похоже, не он. Слишком много несостыковок…
Все-то они проверили! Вздыхаю и опять утыкаюсь взглядом в личико сына. Аккуратно перекладываю его к другой груди. И ему еды побольше и мне облегчение.
— Ты мне лучше скажи: зачем сюда-то приволокся? Уверен же теперь, что я врала, и ребенок не твой. Экспертиза, как никак!
Молчит. А меня внезапно осеняет.
— Ты что же это — жалеешь, что не твой? Хотел бы, чтобы было иначе?
Смущенно отводит взгляд и кивает.
— Тогда просто срежь с себя клок волос и дай мне. Или на ватку какую-нибудь плюнь.
— Зачем?
— Затем, что экспертиза твоя — гроша ломаного не стоит. Затем, что не спала я ни с кем, кроме тебя, чтоб тебе пусто было! Затем, что кто-то из твоих людей тебя за нос водит, а меня ради этого по самые уши в дерьме искупал. И очень хотелось бы понять, с какой целью все это делается. Вон — видишь там у зеркала на столике ножницы лежат. Бери и срежь.