Яков. Воспоминания
Шрифт:
Я говорил это Петру Ивановичу, но адресовался к его брату. И всем видом и тоном просил мне поверить и довериться. И все же Виктор Иванович был рассержен.
— Я обжалую Ваши действия.
— Разумеется. Это Ваше право.
Скорее всего, и обжалует. Но в любом случае, у меня будет время разобраться во всех перипетиях этой истории.
— Жду Вас, экипаж у ворот.
Я оставил братьев в кабинете. Пусть поговорят. В конце концов, у Петра Ивановича есть право пообщаться со своим адвокатом наедине. Я надеялся только, что
На крыльце я вновь увидел велосипедистку Анну Викторовну. Она только подъехала. Увидала меня, встревожилась.
— Господин следователь? А что случилось?
Вообще-то на такие вопросы я отвечать не люблю. Да уж ладно, очень уж она взволнована.
— У меня было несколько вопросов к Вашему дяде.
— Вы что, дядю моего подозреваете?!
Суть она ухватила мгновенно. Испугана и расстроена. Но больше всего возмущена. И все чувства на лице написаны, не захочешь, а прочтешь.
— Это нелепо! Потому что дядя, он… Он не мог никого убить!
Ну да, весомый аргумент. Неубиваемый. Впрочем, для нее так и есть. Надо же, какая дружная и любящая семья! Поразительно просто.
Кстати, самый повод вернуть барышне ее зеркальце. И задать пару вопросов:
— А все-таки, что Вы делали у реки?
М-да, зеркальце зеркальцем, но я покусился на святое, любимого дядюшку. Теперь я враг. И говорить со мной барышня Миронова не станет. Спрятала зеркальце, даже не поблагодарив, напустила на себя строгий, «взрослый» вид:
— А я вам уже ответила на этот вопрос.
Пришлось ретироваться как можно скорее, чтобы не задеть этого очаровательного ребенка неуместной улыбкой. Бог с ней, что бы она там у реки не делала, уж ее я точно не подозреваю ни в чем.
Наш разговор с Петром Мироновым продолжился в управлении. Я пытался понять, зачем ему понадобилось прогуливаться с Кулешовой у реки поздно вечером. Он пытался объяснить. Увы, понимали мы друг друга с трудом.
— Она была расстроена, и я хотел оправдаться, объяснить ей, что слова, которые вылетели из моих уст, мне не принадлежали. Это говорил дух!
— И для этого нужно было идти к реке?
— Не отвечай, — вмешался Виктор Иванович, меряющий шагами уже мой кабинет, — ты не обязан.
Это он не брату, это он мне. И взгляд вызывающий, и тон. Сердится адвокат Миронов. На брата, на меня, на всю саму ситуацию. Да и как тут не рассердиться? Тем более, что брат его советов не слушал, просто не слышал. Он явно решил выложить мне все как есть. Видимо, хотел показать таким образом, что скрывать ему нечего, поскольку невиновен. Что ж, послушаем его правду.
— А в каких отношениях Вы были с госпожой Кулешовой?
Пауза. Петр Иванович явно смущен.
— Ну, отвечайте, не томите!
— Ну, скажем так, у нас были отношения романтического свойства, я бы так их характеризовал.
Все, хватит
— То есть, вы были любовниками.
— Эээ… Да.
У Виктора Миронова, похоже, терпение тоже закончилось. Взгляд, который он подарил брату, дивно красноречив, слов тут не нужно. Что ж, понимаю Вас, адвокат Миронов. Ваш клиент закапывает себя все глубже. Да-с, понимаю. Но помогать Вам не стану. У меня, уж извините, свои резоны, мне убийцу ловить нужно. Поэтому я продолжал давить на младшего Миронова:
— И что случилось? Вы поссорились?
— Не то чтобы… — замялся Петр Миронов. — Мы просто поговорили… Затем она сказала, что собирается пройтись, и…
Продолжаем вилять, Петр Иванович?
— Оставили даму одну ночью в пустынном месте. Так?
— Она настаивала!
— Значит все-таки поссорились!
Виктор Иванович не выдержал наконец-то:
— Я полагаю, мой брат достаточно помог следствию, и больше ему добавить нечего, — обращался он не столько ко мне, сколько к брату. И ясно слышно, что на самом деле произнесено: «Ты достаточно себя закопал, теперь заткнись, наконец-то!»
Ладно. Мне и так пока все ясно. Я вызвал городового, дабы отправить Петра Миронова в камеру. Пусть посидит спокойно. А я пока займусь выяснением прочих обстоятельств дела.
Я как раз пытался разобраться в имущественных делах Кулешовых, когда появился Коробейников, как всегда шумный и возбужденный. Ну, не иначе, нарыл что-то.
— Яков Платоныч!
— Что-то удалось выяснить?
— Да! Утопленницу звали Саушкина Екатерина. Это было лет пять назад.
И он протянул мне папку с документами.
— С делом ознакомились?
— Разумеется. Но там особо ничего нет, так как расследовать было нечего, — ответил Антон Андреич. — Но несмотря на это я поспрашивал в участке. Эта Саушкина была помолвлена. И накануне свадьбы бросилась в реку. Примечательно, что за ней тогда ухаживал… Кто бы, Вы думали?
Вот уж любитель эффектов!
— Ну не томите!
— Наш медиум! — радостно выпалил Коробейников.
— Петр Миронов?
— Да!
— Очень уж эта история похожа на нашу историю с Кулешовой.
Коробейников светился от удовольствия, что накопал такой важный материал. А мне ситуация не нравилась все сильнее. Петр Миронов, может, и дамский угодник, и даже эпатажник, но не дурак же он, в самом деле! Да и не так уж сложно избавиться от надоевшей любовницы, замужней женщины, к тому же. Убивать-то зачем? Да еще тем же способом, которым избавился от невесты пять лет назад? Нет, решительно не верю. Что-то тут не так.
Тут мои размышления прервал дежурный городовой, заглянувший в кабинет и доложивший, что меня хочет видеть кто-то по делу Кулешовой. Новый свидетель? Отлично, самое время!