Якутия
Шрифт:
– Подонок!
– расхохотавшись, проговорил Головко, с удовольствием ощутив холодный ветер, овевающий его лицо.
– Ублюдок!
– засмеявшись, сказал Головко, посмотрев вдаль, где была бесконечная таинственная тайга, постепенно становящаяся лесотундрой.
– Я люблю тебя, мир!
– вдохновенно воскликнул Головко, обратив свой взор к небу, которое было над всем.
И корабль плыл вперед по Лене, и вокруг была Якутия, и все продолжалось, несмотря ни на что, Головко долго сидел на палубе, ничего не говоря, и не делая никаких движений,
Жукаускас лежал в каюте, разложив по обе стороны от себя свои белые пухловатые руки, и противно храпел. Стакан с осадком <Анапы> стоял на тумбочке. Тренировочные штаны Жукаускаса висели на стуле и слегка покачивались, словно демонстрируя то, что они находятся на корабле, который плывет по реке вдаль. Головко бодро отворил дверь, подошел к своему спящему напарнику и быстро ущипнул его за щеку. Софрон Жукаускас вздрогнул и взмахнул рукой, словно это имело смысл.
– Подъем, человече!
– крикнул Головко, хлопнув в ладоши, - ночь наступает, тайга вокруг!!
Софрон взмахнул другой рукой, открыл глаза и пусто посмотрел на тренировочные штаны.
– Это вы... Ээ... Бы...
– Зовите меня Абрам! Ай-ля-ля! Вставай, богатырь, тебя ждет якутская ночь!
– Перестаньте, - серьезно сказал Софрон, почесав свой пупок, - мы с вами выполняем серьезное патриотическое, почти революционное дело. Вы не должны кричать и смеяться! Сейчас вечер, я выпил и сплю. Нам нужно быть ко всему готовыми. Вдруг нас зарежут люди иной нации и культуры?! Ведь здесь уже есть где-то тунгусы!
– Ерунда, ерунда!
– бодро отмахнулся Головко, щелкнув пальцами.
– Пойдемте, постоим, подумаем, посмотрим на реку, лес, луну и закат. Мир перед нами, дорогуша, а вы говорите про революцию! Надо пользоваться моментом своего местонахождения, иначе вы завернетесь в дурно-бесконечном водовороте абстрактного несущественного маразма. Надо просто вдохнуть воздух, и энергия пронзит вас, как божественный античный разряд!
– Это не для меня, - недовольно сказал Софрон, садясь на кровати и беря тренировочные штаны в правую руку.
– Но выпить немножко вина на палубе я не откажусь.
– Вперед и вперед!
– воскликнул Головко, подпрыгнув.
– Пока мы еще не приплыли куда-нибудь, мы можем пить, хлопать себя по животам> или спать. Но лучше всего смотреть вдаль и видеть, как наступает тьма. Потому что, все остальное - это просто политика, да и все.
– Тогда зачем мы вообще согласились сюда ехать, выполнять нашу цель?!
– укоряющим тоном спросил Софрон.
– А я люблю реки и горы, - серьезно ответил Головко, доставая из сумки бутылку <Анапы>.
– Мы все, якутяне, должны выйти из Советской Депии, а с такими настроениями, как у вас, я не уверен, что это удастся...
– Я люблю коммунизм, - мрачно сказал Головко.
– Обожаю Ленина.
– Вы - провокатор!
– с ужасом закричал
Головко подошел к Софрону, ударил его по плечу и протянул ему руку.
– Да бросьте вы, друг мой, я с вами шучу все время, а вы так насторожились. Конечно, я не верю в коммунизм, ненавижу Ленина и Советскую Депию - да и можно ли по-другому, если я в своем уме; но просто мне показалось, что вы слишком взволнованы, а этого совсем не нужно; пойдемте, выпьем вина, посмотрим на реку и тайгу, на то, как приходит тьма, как блестит вода; и поговорим о любви.
– О любви?!
– переспросил Жукаускас.
– Именно с любви!
– нежно повторил Головко, приобняв Софрона.
– Но вы... Вы действительно с нами, с ЛДРПЯ?
– Я создал эту партию!
– воодушевленно ответил Абрам Головко.
– О чем вы говорите?! Когда мы с Дробахой все это начинали, никому и в голову не могло прийти, что что-то может быть в Советской Депии кроме Советской Депии. Вы оскорбляете меня, Софрон Исаевич! Ваш партийный стаж не дает вам права...
– Ну ладно, - растрогано произнес Софрон, - пойдемте, выпьем,
– Да, - бесстрастно сказал Головко и вышел из каюты.
И они пришли на палубу в безлюдный восхитительный вечер их путешествия, в котором белый корабль плыл по великой реке, рассекая ее воды, и искривленные деревья росли на двух берегах, образуя тайгу. Маленькое красное солнце коснулось горизонта, расплываясь в малиновых отражениях речной поверхности, и оно постепенно исчезало, унося с собой весь свет в другую сторону, находящуюся за этой землей и морем; и луна, существующая сейчас в виде молодого месяца, появлялась вместо него, становясь с каждым мигом ярче и желтее, и почти не освещала ничего вокруг, блекло оттеняя наступающую всюду мрачную тьму, и безразлично находилась на небе между облаком и звездой.
Головко пошел вперед, держа в обеих своих руках две бутылки вина, которые он успел взять с собой, и Жукаускас медленно следовал за ним, посматривая направо и налево, и все еще недоумевая по поводу неожиданного высказывания своего напарника. Головко шел мимо связанных бревен, направляясь на нос корабля, и весело посвистывал. Темные чайки без всяких криков летели рядом. Головко быстро забрался по лестнице на открытую площадку, перед которой была только огромная река и небо, и, топнув ногой, радостно сказал:
– Восторг, мой друг, смотрите, какое чудо, прелесть, волшебный миг!.. Вот почему я люблю нашу страну, ибо река есть красный закат, ее сон о будущем, ее герой и пророк. Может быть, у вас есть нож, или спички, чтобы открыть нашу великолепную бутылку?
– Есть, - тихо ответил Софрон, доставая маленький тоненький ножичек из заднего кармана.
– О!
– воскликнул Головко, разрезая пластмассовую пробку.
– Это настоящая якутская штука!.. По-моему, этой вещью убивали коз?
– В глаз, - мрачно сказал Софрон.
– Они приставляли эту вещь в глаз козе, и вонзали ее ей в мозг.