Яма
Шрифт:
— Я отключаюсь, — осипшим голосом оповестила ее Ника, прорываясь в возникшую на том конце провода мимолетную паузу. — Слышишь?
— Ладно… — вздохнула Катя и тут же переключилась на другую тему: — Я говорила тебе, что Костик козел?
— Миллион раз.
— Так послушай еще миллион первый: Костик — козел.
— Что он сделал на этот раз?
— Критиковал мою манеру езды. Мудачина. Страшно ему, видите ли, со мной ездить…
Доминика благоразумно смолчала, хотя так и подмывало припомнить подруге: только в этом году та была участницей двух мелких ДТП.
— Не
— А я вот не собираюсь с этим мириться, знаешь? Пусть что-то с собой делает! Я не знаю… Валерьянку пьет, четки перебирает, считает до десяти и обратно… Ой, ладно, к черту его! Может, нам и вовсе "сандалии жмут" и не по пути… Стерпит — слюбимся, а нет — так нет! Я вообще-то звоню сообщить, что генералку[1] с девяти на восемь перенесли. Не опоздай! Чмок-чмок! Удачного трах-тарараха! Мам, это не то, что ты подумала… — открыв рот, Ника с изумлением переваривала то, что Катька в очередной раз вмешала в их разговор свою мать. — Это такая сетевая компьютерная игра. Да, так прям и называется. Симулятор жизни. Очень популярный, кстати. В нее ща ваще все играют! Всё, Кузя! Не забывай предо… сохраняться. Пока-пока, звезда!
Уварова отключилась, а Доминика еще некоторое время прижимала телефон к уху, собираясь с мыслями.
"Так…"
"Ла-а-а-дно…"
Совершив глубокий вдох, медленно развернулась.
Заметив, что Градский увлеченно копается в телефоне, в первую минуту даже растерялась. С осторожной улыбкой приблизилась к стойке. Взяла чашку, чтобы как-то занять ослабевшие руки.
— Бл*, как называется эта песня? — бросив в ее сторону беглый, но какой-то слишком внимательный взгляд, снова уткнулся в телефон. — Не могу найти.
— Какая?
— Ну, та, которую горланила твоя оголтелая подружка. Как там было? Белые цветы, их так любишь ты… — зачитал строчки, будто рэп, качая в такт головой. — Может, в курсе, кто поет?
Доминика прыснула, сдергивая с головы Градского бейсболку.
— Ну, в курсе, конечно.
Мотнув головой, высвободила из-под полотенца влажные пряди. Нахлобучила кепку задом наперед.
— Сергей Николаевич Градский, познакомьтесь, будьте добры, Александр Серов. И, охи-ахи, его потрясающая композиция "Я люблю тебя до слез".
— Название, конечно, тупое, — размышлял Серега чуть позже, прокручивая трек на телефоне. — Но вот эти строчки… Послушай.
Белизной твоей манящей белой кожи,
красотой божественных волос -
восхищаюсь я, ты мне всего дороже,
все у нас с тобой только началось…
— Красиво.
— Угу, красиво, — вздохнула Ника, подпирая ладонью подбородок. — Только это известный хит. Неужели не слышал?
— Не, никогда не слышал.
— Это нереально как-то… Может, просто не обращал внимания?
— Может, и не обращал.
Поднявшись, прошел в центр комнаты.
— Эй, иди-ка сюда, моя мадам.
Натянув козырек на затылке пониже, вставая, Доминика расправила мятую мужскую футболку.
Но стоило Сергею прижаться губами к ее шее, Ника задрожала, и это волнение моментально передалось ему. На лице заиграла какая-то абсолютно бесшабашная пацанская ухмылка. Нетерпеливые ладони огладили округлые бедра, направляя и контролируя ее плавные волнообразные движения.
В какой-то момент пальцы, выдавая бушующую внутри лихорадку, крепче прихватили упругую плоть. Участившееся дыхание вырвалось из груди горячим и рваным потоком.
— Красивая ты, Кузя, слов нет.
— Одни эмоции?
— Ага.
— Ну и нормально…
Вокал Серова прервала более быстрая современная композиция. Они отметили это отстраненно и без промедления, с легкостью попадая в новый цикличный музыкальный такт.
[1] Здесь: генеральная репетиция.
Глава 21
Всё пройдет, а ты останешься,
и для этого есть миллион причин.
Ступив в полумрак гостиной и оставив за спиной режущее глаза освещение, Доминика слегка прищурилась. Зрение заторможенно обрабатывало доступное ему изображение.
В приглушенном свете, рассеянном по дизайнерским апартаментам декоративной иллюминации, заметила сидящего на полу Градского. Ссутулившись, своей крепкой спиной он подпирал габаритный кожаный диван. Полуобнаженный, в одних лишь черных спортивках, выделяющихся в сумраке тремя белыми полосками, он, согнув в коленях широко расставленные ноги, свешивал на них руки. Смотрел, как казалось Нике, бесцельно — в одну точку.
— Эй-й-й, — окликнула шепотом. — Почему не спишь? — спросила, когда Сергей повернул голову.
И замерла под напором его внимательного и в то же время совершенно безучастного взгляда. Мысль промелькнула безумная, будто он ее не узнает. "Глупость, естественно…"
Ведь они находились в квартире только вдвоем, а освещение в гостиной не являлось настолько скудным.
Не отдавая отчета своим действиям, Доминика обхватила себя руками.
— Се-рёжа?
У Градского в глазах зарябило. Видимость прошило разрозненными неоновыми бликами, словно весь спектр восприятия обработал какой-то неуравновешенный видеомейкер-дилетант, исказив реальность психоделическими эффектами и фильтрами.
В ушах возник оглушающий, как дробь африканских барабанов, шум. Сердце разбежалось, будто взбесившееся животное. Стучало с такой силой, что выбивало из груди воздух. Казалось, еще удар, и все — станция "Едрит-Мадрид".
— Серёжа?
"Плюшка…"
"Республика…"
"Кузя…"
"Моя…"
Грудь изнутри от горла до живота процарапала когтями та самая бешеная зверюга. Сцепив зубы, с каменным лицом стерпел фантомную боль. Опустив взгляд, отстраненно заметил, что кожу не распороло.