Янтарин
Шрифт:
— Брось дуться, — спустя минуту пихнул соседку локтем. Она не отреагировала. — Ладно, был не прав. Каюсь и пресмыкаюсь! Хватит изводиться самой и изводить меня.
— Я просто ушла посидеть в тишине. Иди к костру, я скоро приду и доставать тебя не буду.
— Да не достаёшь ты меня, я просто взвинченный, вот и сорвался. Ну, прости.
— Я не обиделась.
Гримаса.
— Правда! Поверь, я привыкла: уйди отсюда, не мешайся; я разозлён, но мне некогда; брысь под лавку, чтоб хотя бы видно не было, раз избавиться нет возможности.
— Глупая, — он сгрёб её в охапку, согревая
Она посмотрела в воду, где едва проглядывало неровное отражение — рыжее, янтарноглазое и печальное. Её собственное редко было таким, а вот…
— Я скучаю за братом.
— За Феликсом?
— Да. Он… он всё время отбирал у меня лягушек, гусениц и червяков, чтоб я над ними не издевалась, хотя панически их боится, он же всегда разряжал мои ловушки для горничных, если, конечно, мог дотянуться, постоянно будил, дуя в ухо или обижался, когда я не звала его на помощь. И он же всегда был рядом, защищал, даже, когда я была неправа, помогал, когда я не просила… даже переоделся в мои шмотки, когда нужно было.
— Чего?
Она тихонько сопела носом и что-то невнятно бормотала.
— Заснула?.. Спокойной ночи, крошка…
— Я не сплю.
— Тогда я тебя не несу на руках.
— Куда не несёшь?
— В ручье топить.
— А если честно?
— А если честно, дрыхни в конце концов… В снах мы приближаемся к тем, кого любим…
— Ну ладно, маленькая поганка, берегись! — Гельхен разлепил заплывший глаз, весь подобрался, чуть сгорбив спину для прыжка и… неожиданно распластался по земле, самым бессовестным образом перекатился на живот и отчётливо, хоть и фальшиво, захрапел.
Фелль помялась в темноте, не решаясь подойти к подозрительно умиротворённому мужчине, раскинувшему руки и ноги словно большая морская звезда. Пламя вспыхнуло чуть ярче, повинуясь зову её крови, высветило искажённые шрамом черты тонкого лица. Спит. Гад, храпит, хоть и не так жутко, как пришибленный подушкой Н'елли.
Растеряв остатки подозрительности, девушка шагнула к спящему.
И зря!
Одна нога его мгновенно ожила — подло ткнула носком в голень, вторая подкатила с другой стороны, зажимая ногу принцессы в клещи. Маленький подлый поворот к земле — и принцесса упала сначала на колени, потом ткнулась ладонями в траву, не желая распластаться по земле подобно медузе.
Огонь вспыхнул голубым, вылетел за пределы каменного круга и пыхнул в лицо мужчине.
— Эй-эй, поосторожней, пожалуйста, — Гельхен быстро отгородился от шипящего огненного жгута рукой, на мгновение забыв о хватке. Принцесса змеёй вывернулась из захвата и тут же прыгнула на спину наёмнику, прижав его к земле весом собственного тела.
Достаточно хлипкая преграда, но всё же Гельхен покорно растянулся на земле, позволив окрылённой девчонке несколько раз на нём попрыгать.
— Всё, ты меня победила. А теперь брысь!
Едва заметное движение телом, словно потянувшаяся кошка, и Фелль опять улетела в ночь.
— Ну
— Ладно, иди сюда.
Осчастливленная девчонка подлетела быстрее ветра, нагнулась и… даже не успела сообразить, как её без особого почтения скрутили в бараний рог и опять выпихнули во тьму.
— Поняла?
— Нет.
Она кое-как распуталась и снова подползла к довольно щурящемуся на огонь наёмнику.
— Ладно. Ещё раз. Вот здесь, здесь и здесь, — палец поочерёдно ткнул в плечо, рядом с ключицей и на сгибе локтя. — Первая — болевая точка, остальное — нервные окончания. Чувствуешь, как дёргает?
Фелиша поморщилась, Гельхен разжал пальцы.
— Можно ещё прижать тыльную сторону кисти, но мне и так будут сниться твои корчи и вопли под ухом, так что экспериментируй самостоятельно.
— И что, это всё?
Мужчина, уже отвернувшийся от растирающей плечо собеседницы, нехотя разлепил один глаз.
— Зачем оно тебе надо? Юная девушка, да ещё и принцесса, совершенно не должна интересоваться болевыми точками.
— Достаточно того, что я согласилась не хвататься за меч.
Гельхен усмехнулся. Она бы его всё равно не удержала в руках. С другой стороны, лучше договориться по-хорошему, чтоб потом не трястись в ожидании утра — не приведи боги ещё поранится, упрямая, вся в мамочку. Хватит уже кинжалом палец повредила. Кровь феникса на лезвии — хуже разве что его собственная…
С другой стороны, нечаянно открыв прелести точечных ударов, он теперь не мог избавиться от буквально бульдожьей хватки заинтригованной девицы. Весь вечер, после того как строптивая девица всё же отказалась засыпать, и часть ночи, когда спать хотел он (но кто ж ему даст), он вдохновенно читал лекцию о том, как опасно владеть подобными знаниями такой беспечной особе, что силёнок у неё всё равно не хватит, и если уж ей так приспичило, пусть опробует парочку приёмов на нём…
— На самом деле на теле человека очень много чувствительных точек. Но в большинстве своём это именно точки — то есть очень небольшие зоны, в которые не то что попасть — найти порой бывает нелегко.
Фелль демонстративно зевнула. Гельхен нахмурился.
— Ладно. Начнём с головы. Самая выдающаяся часть лица — нос. В него и попасть несложно, и бить можно по-разному — хоть в переносицу, хоть в основание. Даже такой физически слабый противник, как ты, может вырубить любую гориллу, как следует приложив по этой выдающейся части тела что кулачком, что ребром ладони. Главное не переборщить и не вмять его в череп, тогда можно звать плакальщиц. Но тебе это не светит.
Вредная девчонка показала язык, а янтарные глаза как бы мимоходом задержались на его носу.
…ну да — помечтай…
Чётко очерченные губы дрогнули в ехидной улыбке, язык чуть не высунулся в ответ, но наёмник вовремя себя остановил: хватит, вырос уже. Вырос.
— Гельхен?
Он удивлённо вскинул густые угольные брови.
— У тебя глаза… злые.
— Кстати насчёт глаз — они тоже очень чувствительны к вторжению извне. Удар или даже простой тычок "вилкой" — и твой противник надолго забудет зачем вообще возжелал твоего общества.
Тонкий пальчик задумчиво согнулся и разогнулся.