Янтарин
Шрифт:
— Цыпа-цыпа-цыпа, — вкрадчиво позвала принцесса, облизываясь на потенциальный завтрак. Коза недоверчиво мекекнула, перебрала точёными ножками, но тут Фелиша потянулась за полюбившимся кинжалом. Рыжуху словно ветром сдуло. Цокнули по камням копытца — коза мчалась по тропинке вниз к ущёлью. Девчонка дунула за ней, оскальзываясь на осыпающихся камнях и мокрой от росы траве. Хорошо хоть плащ успела цапнуть. И завёрнутый в него свёрток…
Как только шею не свернула! Извилистую тропку перегородило хилое дерево, едва цепляющееся кручеными корнями за каменистую породу. Притормозить она не успела — перепрыгнула через узловатую культяпку вывернутого корня, ещё больше ускоряясь. По лодыжке чиркнула сухая колючка, оставляя
Не так она представляла себе триумфальное возвращение в Кулан-Тар. Исцарапанная, запыхавшаяся, в пыльной рванине, ещё десять минут назад бывшей, пусть и мешковатыми, но весьма удобными, штанами и сорочкой на завязках-стяжках. Собственно, змейки шнурков, оплетающих одежду от груди до бёдер, во время спуска развязались и либо болтались дохлыми червями, цепляясь обмахрившимися кисточками за все кусты, мешая продвижению, либо благополучно выскользнули из петель и были втоптаны в пыль. Соответственно, сдерживаемая ими одежда, выросла размера на четыре и теперь принцесса старательно подтягивала сползающие штаны и слишком длинные рукава. Мучалась она недолго — рукава закатала, штанины обкромсала кинжалом и стянула на талии одним из шнуров, отцепленным от бедра: всё равно второй потерялся. Плащ бесформенным мешком свисал чуть ли не до самой земли, но толку от него не было — сквозь прорехи задувал не по ночному пронзительный ветер, а снять и выкинуть не позволяла совесть — всё-таки рванина принадлежала не ей, а Гельхен относился к этой половой тряпке с непонятной теплотой — мало ли какие у человека тараканы в голове.
Коза ещё раз мекекнула и удрала в ночь, дёрнув на прощанье куцым хвостом. Фелиша ругнулась. Посмотрела на тропинку, по которой только что спустилась кубарем и которая уходила вверх к небу на добрых футов триста. Извилистая, как и само ущелье, и такая же подлая — где пологая со ступенями-выступами, щедро предоставленными корнями редких елей, где почти отвесная, осыпающаяся под ногами мелким щебнем, а в нескольких местах тропка предательски обрывалась коротким провалом, обнаружить которые помогла весело скачущая перед носом козюлька. Спускаться по ней было глупостью, но подыматься, тем более беззвёздной ночью, подсвечиваемой лишь вспышками приближающейся грозы — самоубийством.
Недобрым словом помянув коз, драконов и Кулан-Тар, принцесса побрела вперёд, смутно припоминая, что где-то в нескольких милях отсюда была ещё одна дорожка, не такая пакостная, ведущая напрямую к руинам храма Солнца. Её выложили гладкими белыми камнями, выбивающими слёзы у тех, кто взглянул на них при ярком дневном свете. Сама она в это не сильно верила — огромные белые валуны, вросшие в землю и наполовину затёртые мхом, являли собой более чем удручающее зрелище. Хотя, двенадцать лет назад она с восторгом хлопала в ладоши, когда солнечные блики, отражённые от поверхности одного такого памятника прошлому плясали по её лицу…
Первая молния взорвалась над самой головой и в тот же момент на голову хлынули сплошные потоки дождя, вымочив до нитки в мгновение ока. Плащ отяжелел и обвис, клоня к земле, словно к подолу были пришиты гирьки. Ага, не промокаемый, как же! Хотя… Фелиша ощупала ткань — она пропускала воду сквозь себя, оставаясь едва сырой. Ну да, вода ему не страшна… Вскипели под ногами лужи, целеустремлённо ползущие к самому дну Кулан-Тара, туда, где сотни лет назад гремела грозная река, а теперь хлюпала дохлая речушка, почти полностью высыхающая жарким летом. Ослеплённые каплями глаза тем не менее выхватили во вспышке нечто светлое, лаково блестящее от дождя — белые камни.
Ещё один взрыв грома… или это в вышине загрохотали каменные плиты храма? Секундная тишина. Взвыл ветер, растрепавший мокрые волосы. И заглушивший далёкое лязганье стали о камень. Зашуршал гравий. Залепленные волосами глаза с удивлением обнаружили, как бесформенной кучей летят вниз белые камни-маяки,
Они гупали по дну ущелья, плевались огнём и слюной и совершенно не желали делиться пространством. Девушка замерла у камня, вжавшись в него и даже дыша через раз, и во все глаза смотрела, как рвут друг друга монстры древности. Драконы не были таким уж редким явлением, особенно в Янтарном крае. Особенно в Кулан-Таре, где, по слухам, засел король, "корень рода", чуть ли не прародитель всех ныне здравствующих и уже почивших ящеров. Сказки, конечно, он исчез десять лет назад, когда погибла его всадница. Возможно, забился в какую-нибудь щель и благополучно околел на радость всем. Уж Фелиша, думая об этом, точно злорадствовала…
…-Ну, здравствуй, маленький феникс, — сладко улыбнулся подозрительный мужик у окна. Какого чёрта он пробрался в спальню и зачем приволок с собой огромный мешок, спрашивать не стоило — очередной любитель приключений и старых легенд — якобы к последнему отпрыску фениксов переходит вся сила огненного рода. Болван, зачем тогда один приволокся? И зачем притащил мешок — неужели надеется запихнуть в него девчонку одиннадцати лет — орущую и брыкающуюся?
Она недобро улыбнулась, прищурив глаза, цвета расплескавшейся лавы. Ну, допустим, легенда права. Что дальше?
Руки сложила на груди, вопросительно выгнула бровь. Письменный столик, бесценная вещь — красное дерево, инкрустированное перламутром — вспыхнул весёлым пламенем, налившимся изнутри голубым и оплавившимся охряным. Горе-похититель отпрянул от полыхнувшего жаром столика. Но не обратно в окно, как она ожидала — выхватил маленькую трубочку и дунул. Дротик ужалил шею. Снотворное вяло потекло по отравленным венам.
— Почему? — обиженно шепчут губы. Или уже не шепчут — едва шевелятся. А их хозяйка оседает на кровать, падает щекой на шёлковые простыни.
Мужчина подходит, задумчиво изучает борющуюся со сном жертву.
— У тебя потрясающие способности, принцесса, — наконец довольно заявляет премерзкий тип. — Ещё годик-другой и… эх! Будешь полыхать не хуже Янтарина, прям как твоя матушка.
Гнев вскипел где-то глубоко внутри — там, куда ещё не добралось снотворное. И никогда не доберётся.
…как он смеет?! Эта мерзкая ящерица оставила ЕЁ маму умирать, а сама убралась восвояси как только смогла шевелить крыльями. Жаль, магистр Кант подлатал гадину. Лучше б крысиным ядом накачал, большего предатель не заслуживает…