Янтарная Цитадель
Шрифт:
Руфрид запалил вторую свечу от первой и вышел.
– Что он затеял? – спросила Танфия, покуда Руфрида не было.
– Просто он такой есть, – вздохнул Линден.
– Если хочешь, можешь его слушать, а я не стану! Одна пойду!
– Нет, Тан. Ему меня не отговорить.
Пару минут спустя Руфрид вернулся и вывалил перед Танфией здоровенный свиток. Развернув его, девушка увидала перед собой изумительную карту, начертанную черными чернилами на белом шелке. И тут она заметила, что Руфрид держит в руках какие-то бумажки, а лицо его невозможно побледнело.
– Я нашел это на отцовском
– Что? – переспросил Линден.
Руфрид хлопнулся на скамью рядом с братом.
– Если верить этой расписке, семья Тан должна была получить за Изомиру пятнадцать рудов.
– СКОЛЬКО? – выдохнула девушка.
– Пятнадцать…
– Нам ничего не заплатили! Платить за человека, гнусность какая! – воскликнула Танфия. – Покажи.
– Это, кажется, копия расписки, и на ней отцовская роспись, – заметил Руфрид.
– Артрин продал мою сестру? – Танфия готова была вскочить и убивать.
– Но он не такой… – проблеял Линден.
– Верно, не такой, – подтвердил Руфрид. – Что о нем ни говори, а до такого бесчестья наш отец не опустится. Скорей всего, он вернул деньги этому гнусному чинуше.
– Почему?
– Смотри сюда, – сухо бросил Руфрид, расправляя на столе смятый список имен. – Крестами помечены те, кого вызывали на лугу. Мое имя он пометил, а Линдена обошел. Лин там был, но отец точно знал, что его не заберут. Чтобы оставить меня, он, конечно, и гроша бы не дал.
Троица переглянулась.
– Нет, – прошептал Линден. Глаза его блестели сухими слезами гнева. – Нет. Будь это правдой, я бы его убил.
Танфия вцепилась к его руки.
– А если б они забрали тебя, у меня на руках сидела бы страдающая Изомира! Какая теперь разница? Артрин слишком закоснел, чтобы сопротивляться. Как и все наши. А я – нет.
– Вы с ума посходили, – заявил Руфрид.
– А мне на твое мнение на-пле-вать! Ты такой же трус, как и все!
– Правда?
– Правда!
– Ошибаетесь, ваше царское всемогучество. Не думай, что ты потащишь моего братишку одного в какое-то безумное бродяжье по глуши. Если идет он, пойду и я. Просто чтобы присмотреть за ним.
– Ох, боги! – Танфия в отчаянии схватилась за голову. – Вот этого мне только не хватало. Это будет просто кошмар.
– Нечего было меня трусом величать. Теперь не остановишь.
– Тогда собирай манатки, – со мстительным удовлетворением заявила Танфия. – Уйдем до рассвета. Надо бы оставить записку родителям, но одна Брейида знает, что мне им написать. Надеюсь, бабушка объяснит; кажется, она меня понимает.
– Если бы мы были женаты, – тихо произнес Линден, попирая руками царский указ, – они бы не забрали ее.
– Кто мог знать?
Руфрид отобрал у брата бумаги.
– Я знаю, что оставить отцу. – Глаза его зло блеснули. – Я приколочу это все к дверям. С рассветом все увидят. И узнают, что натворил мой отец.
Глава четвертая.
Огонек и бегство.
Заря застала Танфию, Руфрида и Линдена на холмах близ Хаверейна, усталыми и измученными. Когда первый золотой луч прорезал сумерки, путники: не сговариваясь, присели на валун – отдохнуть и осмотреть стертые руки.
Странное это было путешествие. Лилейная и Лиственная луны вели их, слабый свет отбрасывал двойные тени. Танфия часто раньше гуляла ночью, но никогда так – без Изомиры, зная, что домой она уже не вернется. Девушка подпрыгивала от каждого шороха. И с каждым шагом нарастало ощущение, будто кто-то следит за ними, и не уходило, пока его не стерла простая усталость.
Танфия гордилась своими силой и ловкостью, но теперь она начала сомневаться – а под силу ли ей отмахать две тысячи миль, не говоря уже о том: чтобы отыскать сестру и вернуть домой? Девушка вздохнула, потерла лодыжку и откупорила флагу с яблочным соком. Запасы воды, сока и сидра уже почти закончились. В рюкзаках, правда, лежали еще припасы дня на четыре, а то и на пять, смена одежды, соль для чистки зубов, мыло, полотенца и бинты. На поясах все несли охотничьи ножи, а на плечах – луки и колчаны. Лучший лук был у Руфрида – он сделал его сам из дерева и кости. Еще все взяли непромокаемые зимние плащи – когда похолодает, у них уютно будет и брести, и спать, а покуда они давили на плечи жарким грузом.
Но, несмотря на все неудобства, Танфия ощущала душевный подъем. Все ж лучше идти куда-то, чем сидеть дома, надеясь на лучшее, но ничего не зная.
– Тан, сколько у тебя денег? – поинтересовался Руфрид.
– Три десятка кошачьих глазок.
На всякий случай она вытащила монеты из кармана и пересчитала – золотисто-коричневые искристые камушки в бронзовой оправе. Сотня глазок составляла одну шпинель, синий камень в серебре, а десять шпинелей – изумруд. Шпинельки Танфии приходилось видывать редко, а руды – всего дважды. Прекрасные, травяно-зеленые кружочки в золоте… В Излучинке, где товары по большей части не покупали, а выменивали, деньги значили немного.
Руфрид презрительно хрюкнул.
– И у нас с Линденом на двоих пятьдесят. Далеко мы на этом не уедем. В Парионе на такие деньги каравая не купишь. А этот боров Бейн унес в кармане наши пятнадцать рудов.
– Не наших! Я бы его грязные деньги пальцем не тронула.
– Нет, но нам бы они пригодились, чтобы купить коней. Таким шагом мы сотрем башмаки и сожрем все припасы, не пройдя и полдороги.
Всякий раз, когда Руфрид открывал рот, Танфии хотелось его стукнуть. Именно ей приходилось возвращать Линдену надежды всякий раз, когда брат втаптывал их в землю. Но он был прав. Поэтому-то девушка и злилась.
– Ну уж нет, – выпалила она. – Мы молодые, крепкие. Охотиться умеем, ягоды собрать сможем. А ты ноешь, как старуха. Хотя нет – это оскорбление для всех старушек.
На этом Руфе, слава богам, заткнулся; попытался было саркастически ухмыльнуться, но вышло как-то обиженно.
– Пошли, – нетерпеливо позвали Линден. – Пойдем через город, или в обход?
– Пожалуй что насквозь, – решила Танфия. – Надо фляги наполнить, хлеба купить. Мы ничего дурного не сделали, никто нас останавливать не станет.