Январские ночи
Шрифт:
— В ближайшие дин в Ялту приедет немецкий коммунист товарищ Мюллер. Помещение мы уже нашли — дом миллионера Костанди. На первое время нужны хотя бы два врача — кто возьмется? Будут еще больные. Нуждаются в лечении бойцы Красной Армии, пришло письмо из Горловки, оттуда пришлют шахтеров.
Врачи успокоились: их уважительно просят вернуться к своим обязанностям.
В эту ночь возник один из первых советских санаториев на Южном берегу Крыма.
Было поздно, когда председатель горсовета проводил Землячку на набережную, в «Ореанду», лучшую
— Если что понадобится, звоните, — предупредили ее. — Но одна в город не выходите. Мало ли чего…
Ужин ей принесли в номер, она поужинала и легла.
Но голоса за окном, шарканье прохожих не дают Землячке заснуть.
Она встает с кровати, подходит к окну, отдергивает тяжелую штору, распахивает пошире рамы.
Ночь вливается в комнату.
Нет, не о делах, которыми ей предстоит завтра заниматься, думает Землячка, все ее текущие заботы отходят в сторону, она дышит ароматом цветущих каштанов, вслушивается в неумолкаемый шум волн.
Одевается, выходит в коридор, спускается по лестнице.
По мостовой прогуливаются девушки, молодые люди бренчат на гитарах, кто-то хохочет на пляже, кто-то купается в темноте, жизнь идет своим чередом, и никому из этих гуляк нет деда ни до филоксеры, ни до бандитов, ни до выпечки хлеба, за которым завтра эти гуляки устремятся в булочные.
И сама Землячка просто дышит морским воздухом, смотрит на звезды и думает о том, как бы хорошо сейчас плыть на пароходе и слушать музыку.
Она медленно идет вдоль набережной, доходит до мола, всматривается в темноту.
Море во мраке ночи сливается с небом, и только огонь маяка дрожит в воде золотыми каплями.
Как ни хорошо здесь, но утром все-таки придется вернуться в Симферополь.
Лениво идет она обратно вдоль темных домов.
Но что это? Дом как дом, не освещено ни одно окно, дом спит. Но откуда-то из-под земли, из забранных решетками выемок в тротуаре, сделанных для проникновения света в подвальные окна, просачивается тусклый свет.
Что там может происходить в этом подвале? Бандиты или сектанты? Она решительно входит во двор. Разыскивает вход в подвал. Чугунные перильца. Ступеньки…
Землячка спускается. Одна. Она всегда отличалась редким бесстрашием. Бесстрашием и настойчивостью.
Годы подполья научили ее преодолевать в себе всякий страх, иначе она не могла бы ни переходить границу, ни доставлять оружие, ни печатать нелегальную литературу. Рукой она нащупывает железную скобу и рывком распахивает дверь.
Две свечи… Какие-то подростки. Сидят прямо на каменных плитах. Землячка всматривается. Перед ними разбросаны карты. Минуту и Землячка, и те, что сидят на полу, безмолвно рассматривают друг друга.
— Что за сборище? — нарушает молчание Землячка. — Кто разрешил вам здесь собираться?
Откуда это у нее? Оказывалась среди незнакомых людей, среди враждебных людей, и если видела,
Она так и не может решить — собрались ли здесь играть в карты или это только видимость. Она понимает, что отвести эту компанию в милицию ей не удастся, окажут сопротивление, а то еще и убьют.
— Немедленно по домам, — строго говорит она.
Неожиданно для самой Землячки все поднимаются, проходят мимо незнакомки, шаркают по лестнице.
Землячка выходит вслед за ними. Она ждет, когда они растворятся во мраке, и возвращается в гостиницу.
Ей уже ни до цветов, ни до звезд, ни до моря. Рано утром она выговаривает председателю горсовета за то, что на ночь город остается без надзора.
— Так у вас постоянно будут возникать всякие притоны; проверьте все пустующие подвалы, используйте их под склады, заприте, оберегайте общественный порядок…
И вот старый «бенц» мчит уже в Симферополь, и тысячи забот вновь обступают ее со всех сторон.
Единство
Год напряженной, сумасшедшей работы по восстановлению Крыма, и затем Землячку переводят в Москву, которую она так хорошо знает и которой отданы многие годы ее жизни.
Ее избирают секретарем Замоскворецкого районного комитета партии, одного из опорных пролетарских районов столицы, района, где на партийном учете состоит Ленин.
В течение двух лет Землячка не расстается со своим районом, много времени проводит в рабочей среде, часто выступает на фабриках и заводах.
У нее не проходит ощущение, что она на войне, как в том девятнадцатом году, когда Тринадцатая армия то отступала, то наступала. Следует постоянно быть начеку, предвидеть опасность и не дать врагу застать себя врасплох.
Еще не закончилась гражданская война, как фракционеры всех мастей повели наступление на Ленина.
В конце 1920 года троцкисты распространили брошюру своего честолюбивого шефа о задачах профсоюзов — нарушая общепринятые нормы партийной дисциплины. Троцкий вынес дискуссию за пределы Центрального Комитета на широкое обсуждение.
Пренебрегая единством партии, вопреки интересам страны, в атмосфере недовольства и колебаний крестьянства, оппортунисты решили взорвать партию изнутри.
Они хотели превратить профсоюзы в придаток государственного аппарата: профсоюзы, считали троцкисты, должны действовать на своих членов не средствами убеждения, а средствами принуждения, что в конечном счете, утверждал Ленин, привело бы, по существу, к ликвидации профсоюзов как массовой организации рабочего класса.
Ленин же, наоборот, говорил, что профсоюзы являются приводным ремнем от партии к массам; их первостепенная задача, утверждал Ленин и все стоявшие на той же позиции большевики, — воспитание масс, борьба за повышение производительности труда, укрепление производственной дисциплины; профсоюзы — это прежде всего школа коммунизма.