«Янычары» Ивана Грозного. Стрелецкое войско во 2-й половине XVI – начале XVII в.
Шрифт:
Во всей этой истории обращает на себя внимание сплоченность и «корпоративный», если так можно сказать, дух, присущие новгородским пищальникам, их готовность идти до конца в защите своих интересов и своих товарищей, не останавливаясь даже перед применением оружия против государевых дворян. Можно ли считать такое войско благонадежным, можно ли на него положиться – ответ напрашивается сам собою, и вполне возможно, что впечатления от коломенской «истории» сыграли свою роль спустя 4 года, когда Иван одобрил решение о создании корпуса стрелецкой пехоты (но об этом будет подробнее сказано позже).
Вернемся обратно к новгородскому «пищальному наряду» 1545 г. Если попробовать подвести общий итог, то в сохранившейся части документа зафиксирована цифра в 1815 конных и пеших пищальников, которых должна была выставить Новгородчина [153] . В среднем получается, что с каждых 5–6 тяглых дворов должен был выставляться один пищальник, конный или пеший, полностью снаряженный и вооруженный. При этом, что характерно, в требованиях к вооружению выставляемых пищальников ничего не сказано о холодном или древковом оружии. Пищаль является главным и основным оружием ратника, и ее наличием определялась его готовность к государевой службе, а все остальное, судя по всему, отдавалось ратнику на откуп, и он был волен довооружиться тем, чем пожелает и на что у него (или у тех, кто его снаряжает) достанет средств.
153
Подсчитано
Заметим также, что, судя по всему, со 2-й половины 30-х гг. XVI в. в связи с наметившей практикой «монетизации» натуральных повинностей и замены их денежными выплатами, «пищальный наряд» постепенно вытесняется специальным налогом – т. н. «пищальными деньгами». Впервые они встречаются в жалованной грамоте, выданной от имени Ивана IV епископу Коломенскому и Каширскому Вассиану Топоркову в августе 1538 г.: «И хто у него (у епископа. – В.П.) в тех дворех учнет жити людей, и тем его людем с черными людьми не тянуть ни в какие проторы, ни в разметы, и дани, и ямских, и пищальных денег (выделено нами. – В.П.) не дают, да и посошных людей не дают» [154] . О размере взимаемого налога позволяет судить отпись сотского Константина Житкого в получении пищальных денег в Лодомской волости, датируемая январем 1549 г. Согласно отписи, с сохи взимались 4 алтына [155] , т. е. 12 копеек. Кстати, эта отпись позволяет утверждать, что пищальные деньги взимались и с сельского населения, а не только главным образом с городов и слобод, как полагал С.М. Каштанов [156] . Впрочем, это вполне закономерно, ибо, как мы уже видели на примере новгородского 1545 г. «пищального наряда», пищальников должны были выставлять не только Новгород и его пригороды, и «тянувшие» к ним сельские погосты и ряды.
154
Кучкин В.А. Жалованная грамота 1538 г. на две слободки в Коломне // Археографический ежегодник за 1959 год. М. 1960. С. 343.
155
Акты Холмогорской и Устюжской епархий. Кн 3-я. Приложение. Акты Лодомской церкви Архангельской епархии // Русская историческая библиотека, издаваемая Императорскою Археографическою комиссиею. Т. XXV. СПб., 1908. Стб. 25.
156
Каштанов С.М. Финансы средневековой Руси. М., 1988. С. 91.
Продолжая дальше изучать природу пищальников, отметим, что И. Пахомов полагал вслед за А.Н. Кирпичниковым, что люди, набранные во исполнение этой повинности, обслуживали «наряд», т. е. артиллерию при войске [157] , тем более что в летописях (например, Воскресенской, составленной, правда, спустя полвека после описываемых событий) в рассказе о 3-й осаде Смоленска Василием III упоминается «великий наряд пушечный и пищалный» [158] . Может, так оно и было одно время – пока собственно «наряд» не был отделен от пищальников, обращавшихся с ручным огнестрельным оружием (тем более что принципиальной разницы между ранней артиллерией и первыми образцами ручного огнестрельного оружия, теми же ручными бомбардами, не было). К тому же уже тогда в русской военной лексике различались «пушки» как тяжелые короткоствольные артиллерийские орудия, способные вести стрельбу по навесной траектории, тогда как «пищали» отличались от них длинным стволом и настильной траекторией стрельбы. Зачем выделять отдельно именно «пищальный наряд», если и пушки, и пищали, и тюфяки вместе составляли тот самый «великий» осадный «наряд»? Поэтому нам представляется, что все же в начале XVI в. «пищальный наряд» как повинность имел прямое отношение к набору с «земли» пищальников, вооруженных именно ручным огнестрельным оружием, и для такого утверждения есть и веские основания. И в летописях, и в разрядных записях начала XVI в. пищальники проходят по разряду пехоты, вооруженной ручным огнестрельным оружием, и никак иначе.
157
Пахомов И. Пищальники Василия III. С. 9.
158
Продолжение летописи по Воскресенскому списку. С. 255.
Начнем с записи в официальном «Государевом разряде» (первичном по отношению к частным разрядным книгам, которые к тому же и составлялись по большей части в XVII в.). Согласно ей, в сентябре 1508 г. в Москву пришли известия, что король Сигизмунд I «отпустил из Смоленска к Дорогобужю Станислава Кишку и иных своих воевод с людьми». Для противодействия возможному вторжению неприятеля было решено усилить действующую на этом направлении группировку русских войск, в т. ч. и за счет пищальников: «И князь великий велел нарядити з городов пищальников и посошных (выделено нами. – В.П.) да послати ко князем в Дорогобуж» [159] . Итак, в разрядной книге прямо и недвусмысленно говорится о том, что по государеву указу велено было нарядить с городов посошных людей и пищальников – т. е. речь однозначно идет, во-первых, о тех повинностях, которые должны были выполнять посадские жители (кстати, в Дорогобуже решено было поставить «деревяной город», для чего туда были отправлены из Москвы мастера-горододельцы «фрязы», т. е. итальянцы, Бартоломей и Мастробан [160] . Вот она, городовая повинность!). Во-вторых же, контекст разрядной записи не оставляет сомнений в том, что в ней речь идет о наборе именно пехоты, и пехоты, вооруженной ручным огнестрельным оружием, а не обслуги «наряда».
159
Разрядная книга 1475–1598 гг. С. 42. Ср.: Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. I. Ч. I. М., 1977. С. 108.
160
Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. I. Ч. I. С. 110.
Другой случай, когда речь явно идет о собранных с «земли» пищальниках (в рамках все той же «пищальной» повинности), относится к 1510 г. В уже упоминавшемся нами известии Псковской 3-й летописи о посылке в Псков в 1510 г. 1000 «казенных» пищальников (которые, видимо, составляли «свиту» Василия III и его охрану) дальше говорится о том, что, когда великий князь покидал Псков, он оставил в нем на «годованье», т. е. для несения срочной гарнизонной службы, «детей боярских 1000 да пищальников новгородцких 500» [161] . Эти 500 новгородских пищальников, сменившие «казенных», явно были набраны в Новгороде и его пригородах по государеву указу в рамках все того же «пищального наряда» («наряд» – от слова «наряжать», которое, к примеру, в словаре И.И. Срезневского трактуется как «назначать, устраивать, изготавливать», а само слово «наряд» имеет одним из своих значений «распоряжение» [162] ).
161
Псковская 3-я летопись. Окончание Архивского 2-го списка. С. 258.
162
См.: Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. II СПб., 1895. Стб. 326–328.
Проходит пара лет, и вот псковский книжник пишет о том, что, собираясь поздней осенью 1512 г. в поход на Смоленск, Василий III повелел собрать «з городов пищальники» (отметим, что в Псковской летописи четко и недвусмысленно сказано про сбор пищальников именно с городов, во множественном числе), «и на пскович накинута 1000 пищальников». Т. е. тот самый «пищальный наряд», который должны были «устроить» псковичи, равнялся тысяче бойцов, вооруженных ручным огнестрельным оружием, причем, как с горечью отмечал псковский летописец, «псковичем тот рубеж не обычен; и бысть им тяжко вельми» [163] . Очевидно, что после того, как в 1510 г. Псков окончательно вошел в состав Русского государства (правда, сохранив немалую долю своей прежней автономии), на псковичей был распространен, как и на жителей других русских городов, «пищальный наряд». И этот наряд для них оказался несравненно тяжелее, нежели прежний псковский «разруб», по которому псковичи собирали конную и пешую рать для борьбы со своими врагами. И снова, подчеркнем это еще раз, речь идет именно о пехоте, вооруженной пищалями (и гаковницами, раз псковичи должны был принять участие в осаде?), но никак не об артиллерийской обслуге.
163
Псковская 1-я летопись. Продолжение Погодинского списка // ПСРЛ. Т. V. Вып. 1. М., 2003. С. 97.
1512 г. вообще богат на упоминания о пищальниках. Собранные с городов, они отмечены и в разрядных записях, и на страницах летописей. Выстраивая оборону по «берегу» на случай нападения крымских татар, в наказе, направленном на р. Угру воеводам от имени Василия III, государев дьяк писал им, чтобы те пищальников и посошных разделили «по полком, сколько где пригоже быти на берегу… вверх по Угре и вниз по Угре, и до устья, по всем местом, где пригоже» [164] , с тем, чтобы надежно перекрыть все возможные места, где татарская конница могла бы попытаться «перелезть» через Угру.
164
Разрядная книга 1475–1598 гг. С. 47.
При этом, что любопытно, пищальники играли в задуманном плане обороны пассивную роль огневого заслона и поддержки конницы, тогда как последняя должна была играть в ходе кампании активную роль. И на тот случай русской коннице надлежало, переправившись через Угру, преследовать неприятеля в Поле, воеводам предписывалось «оставити детей боярских не по многу и пищальников, и посошных» [165] . Напрашивается предположение, что пищальники, о которых идет речь в этом наказе, были пешими, собранными в рамках «пищального наряду», и в лучшем случае входили в состав судовой рати, патрулировавшей реку. Затем во время 1-й осады Смоленска 1512–1513 гг. «охочие» пищальники попытались было взять штурмом город. Как писал псковский летописец, «князь велики даше псковским пищальником, Хороузе сотнику (любопытная деталь – выходит, что для отрядов пищальников была характерна децимальная организация, заимствованная, очевидно, от аналогичной организации посадских людей [166] . – В.П.) с товарыщи три бочки меду и три бочки пива, и напившися полезоша к городу, и иных городов пищалники (т. е. в 1-й осаде Смоленска участвовали не только «наряженные» со Пскова, но и с других городов пищальники. – В.П.)», тогда как посошные люди понесли к смоленским рвам, валам и стенам «примет» (всевозможные материалы и приспособления, которые облегчили бы пищальникам выполнение поставленной перед ними задачи – преодолеть смоленские фортификации и ворваться в город). Увы, безрассудная храбрость пищальников, несмотря на мощную поддержку артиллерии, успеха не имела, смоляне сумели отбиться, «и много под городом пищалников и посохи прибили, а псковских пищальников много же прибиша, зане же оны пьяны лезли» [167] .
165
Там же.
166
Примером такой организации может служить, к примеру, осадный смоленский список 7117 г. См.: Смутное время Московского государства 1604–1613. Вып. 6. Памятники обороны Смоленска (1609–1611). М., 1912. С. 158–165. Ср. наказ пермскому воеводе князю С.Ю. Вяземскому о наборе ратных людей для борьбы с самозванцем, в котором ему предписывалось для собранных ратников выбрать «к тем ратным людем пятидесятских и десятских из посадских и из волостных из лутчих людей» (Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею Императорской Академии наук. Т. II. 1598–1613. СПб., 1836. С. 162).
167
Псковская 1-я летопись. Продолжение Погодинского списка. С. 97.
В 1515 г. пищальники, (очевидно, «казенные») наряду с казаками и детьми боярскими составляли охрану русского посольства, отправленного в Стамбул к турецкому султану [168] . Спустя три года, в кампанию 1518 г., Василий III отправил на Полоцк «своего воеводу, новгородцкого наместника, князя Василья Шуйского с новгородцкою силою и с нарядом большим, а изо Пскова брата его князя Ивана Шуйского со псковскою силою и со всем нарядом псковским, и с пищальники и с посохою…» [169] . Примечательно, что в этом летописном известии «псковская сила», «наряд», пищальники и посоха отделены друг от друга, и косвенно это свидетельствует о том, что в этом случае речь снова идет о «наряженных» с Пскова и его пригородов пищальниках. А вот упомянутые под 7027 (1518/19) годом ходившие в составе рати князя М.В. Горбатого Кислого (Кислицы) со товарищи, «в Литовьскую землю под Молодечно и под иныя городки» 100 псковских пищальников явно были конными (или, на худой случай, посаженными на телеги – то, что такая практика существ овала, косвенно подтверждается упоминанием «пищальных подвод в акте, датированном 1550 г. [170] ), а иначе как они поспевали бы за конницей в составе рати, отправившейся в классическую набеговую операцию? Если наше предположение верно, то, выходит, перед нами первый подтвержденный в источниках случай боевого применения тех самых scloppettariorum, которые были упомянуты Павлом Иовием в его сочинении о Московии.
168
Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымом, нагаями и Турциею. Т. II. 1508–1521 гг. // Сборник Императорского Русского Исторического общества. Т. 95. СПб., 1895. С. 140.
169
Псковская 1-я летопись. Продолжение Погодинского списка. С. 100.
170
Акты Лодомской церкви Архангельской епархии. Стб. 29.