«Янычары» Ивана Грозного. Стрелецкое войско во 2-й половине XVI – начале XVII в.
Шрифт:
В очередной раз пищальники появляются в документах и текстах уже после смерти Василия III, при описании событий Стародубской войны 1534–1537 гг. между русским государством и Великим княжеством Литовским, и, судя по количеству упоминаний о них в летописях и актовых материалах, они сыграли в той войне довольно значительную роль. В самом начале войны, в сентябре 1534 г., бежавшие в Литву из Пскова «больший дьяк» псковского наместника Д.С. Воронцова Родивон и два сына боярских, Григорий и Тонкий, на допросе говорили о слабости военных сил, что были в распоряжении псковского наместника и его товарищей. Последние же, пытаясь хотя бы частично исправить положение, наняли «без ведома великого князя полтораста пищалников и до Опочки (пограничного города на «литовской украине». – В.П.) послали» [171] . Обращает на себя внимание тот факт, что во Пскове без особого труда нашлось 150 человек, готовых наняться на ратную службу. Это (и ряд других аналогичных свидетельств, о которых речь пойдет дальше) позволяет утверждать, что в Русском государстве уже в начале XVI в. (а скорее всего, и много раньше), сформировался слой полупрофессиональных бойцов – «младших сыновей», живших «от войны», и именно они первыми вставали под знамена, когда объявлялся «пищальный наряд» и т. п.
171
Радзивилловские акты из собрания Российской национальной библиотеки. Первая половина XVI в. // Памятники истории Восточной Европы. Источники XV–XVII вв. Т. VI. Москва – Варшава, 2002. С. 115.
Летом следующего (1535 г.), великий князь (конечно же, сделал это не сам Иван Васильевич,
Пока Себеж достраивался, литовское войско вторглось на Северщину и подступило к городу Гомелю. «Наместник же града того князь Дмитреи Щепин Оболенский не храбр и страшлив, видев люди многие (литовцев и поляков. – В.П.) и убоявся, – записал в летописи русский книжник, – и дети боярские с ним же и пищалники (выделено нами. – В.П.)…» [172] . Очевидно, что пищальники составляли часть гарнизона Гомеля, точно так же, как и Стародуба, который стал следующим городом, осажденным и взятым армией Сигизмунда I, с тем отличием, что стародубский воевода, князь Ф.В. Овчина Оболенский вовсе не был так «страшлив», как его родственник, и под его командованием гарнизон Стародуба стоял насмерть. Обозленный упорством защитников города, командовавший польским контингентом сигизмундовой армии гетман Я. Тарновский приказал после взятия Стародуба казнить попавших в руки его воинов-пленни-ков – «подсадных людей и пищальников (выделено нами. – В.П.) и чернь сажали улицами да обножали да секли» [173] .
172
Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича. С. 19.
173
Зимин А.А. Краткие летописцы XV–XVI вв. // Исторический архив. Т. V. М.-Л. 1950. С. 14.
Кстати, о пленниках. Сохранилось несколько списков русских пленников, попавших в полон в ходе 1-й Смоленской и Стародубской русско-литовских войн. В таком списке, датированном маем 1519 г., упоминаются три пищальника – Сенько Иванов сын, Самсон Васильев сын и Иван Попков сын, взятые в плен под Великими Луками (очевидно, в ходе попытки королевского войска взять крепость Опочка в 1517 г. [174] ) [175] . Все три «вязня» были живы еще в сентябре 1525 г., когда был составлен новый список пленников (и к ним добавились еще два плененных «литовскими людьми» пищальника, Степанко и Федко [176] ). В третьем по счету списке «вязней», составленном после Стародубской войны и датированном октябрем 1538 г., упоминаются пищальники Прокоп и Мишка калужане, Низов Петров сын из Великого Новгорода и три рославльца – Истома Сафонов сын, Иван Костюков сын и Прокопий Яковлев сын. [177] В этом списке обращает на себя внимание «география» происхождения пищальников – все они из разных городов, равно из крупных и небольших, расположенных в разных концах Русского государства.
174
Об осаде Опочки см. подробнее: Лобин А.Н. Оборона Опочки. 1517. «Бесова деревня» против армии Константина Острожского. М., 2017.
175
Антонов А.В., Кром М.М. Списки русских пленных в Литве первой половины XVI века // Архив русской истории. Вып. 7. М., 2002. С. 158.
176
Там же. С. 165.
177
Там же. С. 171.
Эту «географию» можно существенно расширить, если привлечь другие документы того времени. Так, в 30-х гг. XVI в. некоторое количество «казенных» пищальников находились в Ивангороде [178] , согласно серпуховской сотной 1552 г., в Серпухове имелись Пищальникова слобода и Пищальникова улица (на которых явно в недавнем прошлом компактно селились пищальники) [179] . Жили пищальники и в Твери (согласно писцовой книге 1543–1544 гг.) [180] , Торжке (согласно жалованнной грамоте, датированной декабрем 1553 г.) [181] , и в Кашире (в ноябре 1532 г. тамошние пищальники во главе с неким Ромашкой среди прочих каширян судились с монастырским слугой Софонкой Кирилловым) [182] , и в Торопце (согласно данным писцовой книги 7048, т. е. 1539/40 г.) [183] и, видимо, в ряде других городов – например, в Муроме (во всяком случае, они «ставились» на монастырском сельце Чегодаево, будучи в муромском посаде, и «силно имали» у тамошних монастырских крестьян провиант и фураж [184] ). Пожалуй, можно согласиться с мнением А.А. Зимина, который писал о том, что компактные поселения пищальников (на наш взгляд, во всех этих случаях речь идет, скорее всего, о пищальниках «казенных») не случайно находились в пограничных городах [185] . Входя в состав их гарнизонов (наряду с воротниками, пушкарями и детьми боярскими, местными или присланными на годование) и будучи постоянно готовыми к службе, они усиливали оборону на северо-западной, западной, южной и юго-восточной границах Русского государства.
178
См.: Русские акты Ревельского городского архива // Русская историческая библиотека, издаваемая Императорскою Археографическою комиссиею. Т. XV. СПб., 1894. Стб. 68.
179
Симеон П. История Серпухова в связи с Серпуховским княжеством и вообще с отечественною историею. М., 1880. С. 323.
180
Шумаков С. Из актов тверского Отроча монастыря // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете. I. Материалы исторические. 1896. Кн. 2. С. 4–5.
181
Юшков А. Акты XIII–XVII вв., представленные в Разрядный приказ представителями служилых фамилий после отмены местничества. Ч. I. 1257–1613 гг. М., 1896. С. 145.
182
Акты, относящиеся до гражданской расправы Древней России. Т. I. Киев, 1860. С. 93–94.
183
См. Чечулин Н.Д. Города Московского государства в XVI веке. СПб., 1889. С. 60.
184
Дьяконов М.А. Акты, относящиеся к истории тяглого населения в Московском государстве. Вып. II/ Грамоты и записи. Юрьев, 1897. С. 9.
185
Зимин А.А. К истории военных реформ 50-х годов XVI в. // Исторические записки. Т. 5. М… 1956. С. 355.
Кстати, в переписке относительно новгородского «пищального наряда» 1545 г. снова всплывают «казенные» пищальники. Они должны были явиться на государеву службу лично, «своими головами», так же, как «наряжаемые» пищальники, имея на руках «наряду у всякого человека по пищали по ручной, да по 12 гривенок безменных зелья, да по 12 гривенок свинцу на ядра [186] ». Любопытный момент – порховские «казенные» пищальники «изстарины тянут всякое тягло с черными людми», поскольку их дворы (общим числом 5) «все стоят на черной земле на тяглой на посадской и тянут с черными людми» [187] . Тем самым косвенно подтверждается тезис И. Пахомова о двойственной природе пищальников как социальной группы внутри формирующейся «чиновной» (от слова «чин») иерархии Русского государства раннего Нового времени.
186
Разрядный и разметный списки, о сборе с Новагорода и новгородских пятин ратных людей и пороха, по случаю похода Казанского. С. 185.
187
Там же. С. 188.
Подведем предварительный итог. Сохранившиеся актовые материалы: летописные свидетельства и разрядные записи 1-й половины XVI в. четко и недвусмысленно свидетельствуют в пользу предположения о том, что в эти десятилетия пищальники в массе своей – это пехота, вооруженная ручным огнестрельным оружием. К артиллерийской прислуге отношения они не имеют (или практически не имеют) – в отличие от посохи, которая наряду с инженерными и саперными работами активно привлекалась ко всякого рода подсобным работам при «наряде». Конечно, учитывая позднесредневековую практику, когда мастер сам изготавливал огнестрельное оружие и боеприпасы к нему, сам же его и использовал, полностью исключить вероятность того, что на начальных этапах (вплоть до конца XV в.), пока огнестрельное оружие носило, по выражению О.В. Двуреченского, «штучный характер», так оно и было. Однако на рубеже XV–XVI вв., когда начинается массовое перевооружение русской пехоты на огнестрельное оружие (об этом подробнее сказано будет позже), шедшие параллельно процессы специализации и профессионализации привели к тому, что производство огнестрельного оружия и его применение чем дальше, тем больше будет сосредотачиваться в разных руках (впрочем, в «наряде» совмещение функций будет просматриваться, судя по всему, еще довольно долго [188] ). И когда А.Н. Кирпичников пишет в своей классической работе о военном деле средневековой Руси о том, что главной обязанностью пищальников было управление артиллерийскими орудиями-пищалями [189] , то такой вывод представляется ошибочным и никак не подтверждается сохранившимися источниками (напомним, кстати, и упоминавшийся выше тезис ученика мэтра О.В. Двуреченского о том, что с конца XV в. использование ручного огнестрельного оружия стало массовым). Мнение же А.В. Чернова, который за двадцать лет до А.Н. Кирпичникова писал о том, что «в лице пищальников русское войско впервые получило отряды пехоты, поголовно вооруженной огнестрельным оружием», и что «пищальники позволили правительству впервые широко применить ручное огнестрельное оружие, усилив тем самым конницу, вооруженную луками со стрелами» [190] , представляется более объективным и соответствующим показаниям источников.
188
См., например: Герберштейн С. Записки о Московии. Т. I. С. 413, 417, 435.
189
См.: Кирпичников А.Н. Военное дело на Руси в XIII–XV вв. Л., 1976. С. 92–93.
190
Чернов А.В. Вооруженные силы Русского Государства в XV–XVII вв. С. 31.
Путаница в вопросе относительно того, кем же были пищальники, артиллеристами или пехотинцами, вооруженными ручным огнестрельным оружием, на наш взгляд, отчасти связана была с отмеченной И. Пахомовым «двойственностью» их происхождения и, как следствие, социального статуса. Еще раз подчеркнем – имеющиеся в нашем распоряжении документы и свидетельства показывают, что пищальники времен Василия III и в начале правления Ивана IV четко делились на две группы – относительно немногочисленных «казенных» пищальников, «государевых холопов», и служилых людей наравне с иными категориями формирующегося служилого «чина». Их служба была, судя по всему, если не наследственной, то, во всяком случае, их дети и родственники имели приоритет при зачислении на освободившиеся по тем или иным причинам «вакансии». Неся государеву службу, «казенные» пищальники образовывали отдельную социальную группу, имевшую определенные привилегии (судебные и податные), и, судя по всему, имели право заниматься разного рода хозяйственной деятельностью, дававшей определенный «приварок» к государеву жалованию (возможно, собираемые с тяглых людей пищальные деньги частично шли на покрытие расходов по содержанию «казенных» пищальников). При этом, похоже, «казенные» пищальники были специалистами широкого профиля и могли обращаться не только с ручным огнестрельным оружием, но, возможно, и с «лехким» нарядом (и, само собой, могли варить зелье и изготавливать боеприпасы). Характерный пример – по сообщению составителя Постниковского летописца, возможно, великокняжеского дьяка Постника Губина Маклакова, во время казанской экспедиции 1530 г. русские потерпели поражение еще и потому, что «по грехом в те поры тучя пришла грозна, и дожщь был необычен велик. И которой был наряд, пищяли полуторные и семипядные, и сороковые, и затинные (тяжелые ручные пищали, гаковницы. – В.П.), привезен на телегах на обозных к городу, а из ыных было стреляти по городу, и посошные и стрельци (очевидно, что здесь имелись в виду равно как пушкари, так и пищальники. – В.П.) те пищали в тот дожщь пометали» [191] . Нетрудно заметить, что в этом эпизоде стрельцы-пищальники обращались с легкой артиллерией, а не только с ручницами.
191
Постниковский летописец // ПСРЛ. Т. 34. М., 1978. С. 16.
Наряду с «казенными» пищальниками, существовавшими постоянно, время от времени, по необходимости, власти набирали, используя механизмы «пищального наряда», пищальников с тяглых людей, равно посадских и сельских. Эти «зборные» люди с «огненным боем» были «узкими» специалистами, составляя пехоту, вооруженную ручным огнестрельным оружием. При этом эти пищальники должны были полностью обеспечивать себя сами оружием, боеприпасами, платьем, амуницией, провиантом и фуражом. Исходя из особенностей социального устройства посадских и сельских «миров» того времени, можно предположить (с высокой степенью уверенности), что большая часть этих мобилизуемых по мере необходимости пехотинцев составляли, условно говоря, «младшие сыны», «молодии люди» – «от отцов детей, и от братьи братью, и от дядь племянников, добрых и резвых, из пищалей бы стрелять горазди» [192] . Поскольку мобилизации эти были довольно частыми, то эти «младшие сыновья» де-факто образовывали особую прослойку в обществе, жившую и кормившуюся «от войны» и в известной степени профессионально занимавшуюся военным делом. Из ее среды, несомненно, рекрутировались (частично) казенные пищальники, а позднее и стрельцы, и городовые казаки. Но в отличие от «казенных», эти «наряжаемые» пищальники юридически числились тяглыми людьми, «сиротами государевыми».
192
Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею Императорской Академии наук. Т. III. 1615–1645. СПб., 1836. С. 72.
Итак, в 1-й половине XVI в. пехота, вооруженная ручным огнестрельным оружием, стала составной и неотъемлемой частью русских ратей. Была отработана более или менее тактика ее применения, накоплен определенный боевой опыт и опыт ее мобилизации на службу, выработаны критерии служебной пригодности и решен целый ряд важных организационных и иных вопросов, связанных с несением ими службы и обеспечения всем необходимым для этого оружием и снаряжением. Вместе с тем выяснились и стали очевидными некоторые, и достаточно серьезные, проблемы, связанные с использованием пищальников. Прежде всего, очевидно, это определенная их политическая неблагонадежность (как в коломенском казусе 1546 г.), причем не только «зборных» пищальников, но «казенных» (наемники-иностранцы были не слишком надежны). Напрашивались определенные перемены, и они в скором времени последовали.