Ярославское шоссе
Шрифт:
Но скрипнула дверь, и на пороге появился Зигфрид.
– Очухался? – с ходу спросил он. – Тогда пошли. Нас уже ждут.
Удивительно, как быстро меняется к тебе отношение после одного-единственного поступка. Только что ты был безвольный раб – теперь ты герой, можно сказать, почетный гость. Точнее – почетный пленник. Что все же лучше, чем обреченное жертвенное животное. Впрочем, судьба их еще не определена, и все будет зависеть от встречи. Той самой, на которую намекала лесная Ясновидица Ба.
Их снова вели молчаливые бородатые мужики, но теперь что-то изменилось в их взглядах. Вместо равнодушной угрюмости появился настороженный интерес. Местные мальчишки
Он вздрогнул: аналогия показалась слишком уж точной. Они прошли мимо тела незнакомца, прикрытого теперь ветками с широкими листьями – оно так и осталось лежать на поляне, словно к нему просто боялись прикасаться. Черт его знает, кто он такой, но для местных он действительно был чудовищем, забиравшим детей. Правда, особой радости ни лесовики, ни их женщины не выказывали. Напротив, на их лицах была тревога.
Книжник даже не удивился, когда их снова привели ко рву, за которым возвышался мрачный «замок» из сросшихся деревьев. Можно было ожидать, что сейчас через глубокий провал перебросят подвесной мост на блоках, сделанный по тому же принципу, что и клетка, в какой держали пленников. Но не угадали.
Вперед вышел самый рослый и крепкий из сопровождавших их бородачей – и издал странный протяжный звук. Это не было похоже на человеческий голос, и по спине Книжника пробежал холодок. Впрочем, тут же внимание переключилось на кое-что другое. На той стороне рва началось какое-то движение, и откуда-то сверху с тихим потрескиванием опустилась могучая ветвь, густо окутанная лианами. На первый взгляд это была беспорядочная мешанина растительности. Сделав шаг вперед вслед за лидером, пленники убедились, что ветвь и лианы образовали надежный переход через пропасть. Более того, переплетение лиан образовывало что-то вроде защитного туннеля, через который можно было идти, не опасаясь рухнуть в пропасть, заселенную зубастыми тварями.
Перебравшись через этот своеобразный подвесной мост, они вышли прямиком к воротам в основании ствола-башни. Вход, правда, больше напоминал то ли огромную червоточину, то ли дупло в толстой коре дерева-крепости. Пройдя через ворота, они оказались в широком прохладном пространстве, как ни удивительно, довольно сносно освещенном. Свет падал откуда-то сверху, а также из незаметных ранее бойниц над головой. Здесь было довольно просторно, несмотря на толщину мощных живых стен. А еще внутренняя сторона ствола-башни была покрыта «веерами» ажурных древесных «перепонок», выполняющих роль ступеней какого-то подобия винтовой лестницы. По этим ступеням их и повели наверх.
Путь оказался непростым и неблизким. Во многих местах перепонки-ступени были обломаны, и у их оснований нарастали новые. Теперь же приходилось обходить «аварийные участки», пользоваться временными переправами из веревок и бревен. То и дело встречались бородатые «дозорные», оглядывавшие окрестности через бойницы. Книжник понял, что это растительное чудо – не просто деревянная имитация крепости.
Это и есть крепость.
Как оказалось, их цель находится за пределами этой внешней «башни». На высоте метров пятидесяти они покинули внешнюю башню и ступили на толстую ветвь, раскинувшуюся над тенистым «внутренним двором». Что было там, внизу, разглядеть не получилось: Книжник был сосредоточен на том, чтобы не рухнуть с зыбкого перехода над пропастью. Ветвь опасно качалась под ногами, и пришлось вновь столкнуться с острой боязнью высоты. В какой-то момент семинарист потерял ориентацию в этой мешанине растительности и едва не полетел вниз. Крепкая рука Зигфрида ухватила его за плечо. Шумно выдохнув, Книжник
Теперь они были в цитадели. Как еще назвать центральный, самый могучий ствол, поддерживаемый со всех сторон упиравшимися в него ветвями деревьев-башен? Это действительно была цитадель, уходящая ввысь шпилями ветвей. Они поднимались по внутренним лестницам, но через бойницы было видно, что крона этого гиганта возвышается над зеленой массой Чащобы. Еще немного – и они оказались на открытой площадке, образованной развилкой нескольких ветвей. Отсюда открывался потрясающий вид.
Перед ними, за буро-зеленым морем Чащобы, была Москва. С такого расстояния она не казалась просто бесконечным полем развалин. Там, за опасной полосой МКАДа виднелись скелеты уцелевших небоскребов, тускло отблескивали покосившиеся шпили «сталинских» высоток. Чего не было видно – так это Кремля.
Родные стены остались в почти бесконечной дали. Их разделяли пространства мертвых руин, убийственные ловушки и бесчисленные враги. Даже не верилось, что удалось настолько отдалиться от материнской крепости – главной надежды человечества.
Усилием воли Книжник заставил себя отвернуться. Рано было оглядываться назад. Они так и не добрались до цели своего похода. А значит, взгляд должен быть устремлен только в одну сторону – вперед.
Сопровождающие из числа бородатых молчунов провели их еще немного, и взгляду открылось нечто удивительное.
Это было похоже на сад. Книжник имел смутное представление о настоящих садах – в Кремле имелось некое подобие зимнего сада в теплице, тщательно обхаживаемой терпеливыми монахами. Задачей монахов было поддержание тех немногих видов растительности, которым удалось пережить последствия Последней Войны без уродливых мутаций. Какие-то из растений удалось сохранить, какие-то сгинули навсегда. Но конечно же, вялая поросль в искусственном пространстве теплиц не шла ни в какое сравнение с буйством растительности здесь, в центре Чащобы и, можно сказать, на ее вершине. Ствол дерева-цитадели образовывал здесь широкое разветвление, что-то вроде чаши из ветвей или гигантской распахнутой ладони со множеством пальцев. И здесь, как в маленьком уголке Эдема, все захлестнула цветная, яркая, ароматная, бесконечно многообразная жизнь. В этой гуще удивительных цветов и листьев самой экзотической формы царил собственный микроклимат, порхали стрекозы и удивительные бабочки, и отчего-то Книжник понимал: можно не бояться, что одна из них сядет тайком на затылок и отложит прямиком в мозг колонию личинок-убийц. Здесь царило умиротворение и первобытное спокойствие.
Правда, было совершенно непонятно, зачем сюда привели пленников. Если местные все равно молчат, то какая разница – молчать внизу или в этом чудном уголке на вершине мира?
Трескучий кашель ворвался в эти беспорядочные размышления. Пленников – или все же гостей – вывели из-за очередного поворота, и перед глазами предстал сгорбленный старик в мешковатой одежде, изучающий бледно-розовый цветок при помощи огромной лупы на деревянной ручке. Такие увеличительные стекла имелись в кремлевской библиотеке, старика же интересовали не мелкие тексты, а устройство растения. Он снова закашлялся, и седые патлы затряслись над тощей шеей.
Старик, наконец, обратил внимание на пришедших. Его всклокоченная борода была седой, точь-в-точь как у Санта-Клауса со старинного плаката, разве что более неряшливой и не такой пышной.
– А, явились! – проскрипел он. – Герои…
Последнее было произнесено с заметной долей сарказма. Книжник и Зигфрид переглянулись. Одно обнадеживало: этот человек был первым, заговорившим с ними в этом поселке. Это хотя бы давало шанс договориться.
– Ну идите сюда, решим, что с вами делать дальше.