Ярость ацтека
Шрифт:
С пристани я неспешно направился к центру города и снял комнату в гостинице, плохо представляя себе, каков будет мой следующий шаг.
Океан, пролегавший теперь между мною и альгвазилами Новой Испании, не защитит меня навсегда, ибо почта из колоний доставляется регулярно, и скоро власти в Кадисе узнают, что пресловутый bandido бежал под их юрисдикцию. К этому добавлялась также и финансовая проблема: как только деньги закончатся, мне не останется ничего другого, кроме как заняться воровством.
Заказав вина и чего-нибудь перекусить, я как раз жевал жесткий кусок говядины, когда
– Карлос Гали? – спросил один.
Я покачал головой.
– Нет, сеньор, я Роберто Эрра. Однако я знаю человека, о котором вы спрашиваете, его комната рядом с моей.
Я указал на лестницу.
– Второй этаж, первая комната справа.
Солдаты направились к лестнице, а я двинулся было к входной двери, когда хозяин гостиницы внезапно указал на меня, воскликнув:
– Это он!
Дьявол накажи его за то, что суется в чужие дела.
Один из солдат направил пистолет мне в лицо.
– Вы арестованы, сеньор Гали.
– За какое преступление? – только и спросил я.
– Ну, это в скором времени палач шепнет тебе на ухо.
57
К превеликому моему удивлению, меня отвели не в застенок, а в городской штаб обороны. Там царило деловитое оживление; повсюду, то торопливо, то обеспокоенно, то со строгим и важным видом сновали взад-вперед люди в мундирах: сюда стекались донесения о ходе боевых операций, отсюда исходили инструкции и приказы. Офицеры привели меня по каменной лестнице вниз, в недра здания, и втолкнули в темное помещение. Дверь за мной захлопнулась, и я оказался в кромешной темноте, не в состоянии разглядеть ничего, кроме стопок бумаг, словно эта комната представляла собой нечто вроде архива. Я устроился на бумагах и постарался не думать о том, в какое затруднительное положение попал, хотя с тем же успехом мог бы попробовать, лишившись воздуха, не думать о том, как дышать.
Неужто меня сейчас просто выведут во двор и без лишних слов расстреляют? Любое разбирательство предпочтительнее, ибо дает хоть какой-то шанс на спасение: в конце концов, можно признаться в том, что я скрывающийся под чужим именем беглец из колонии, вор и убийца, но никак не шпион и изменник. Ну и что я в таком случае выиграю? Разве что несколько часов, пока власти будут решать, каким способом меня лучше казнить.
Не знаю, сколько времени меня держали в этой набитой бумагами кладовке, потому что сам не заметил, как заснул, а проснулся, услышав, что кто-то открывает замок.
– Идем с нами, – приказал офицер, державшийся с надменностью штабиста, зарабатывающего чины не на поле боя, а в кабинетах. По обе стороны от него стояли два солдата.
– Куда вы собираетесь меня отвести?
– Прямиком в ад, там тебе самое место.
– Ну ладно, когда мы там встретимся, я оседлаю твою жену; надо же бедняжке узнать, что такое настоящий мужчина.
Не иначе, как сам черт потянул меня за язык. Офицер застыл как вкопанный. Лицо его побледнело. Оба солдата изумленно вытаращились на меня.
Наконец бледность сошла с лица офицера, и оно побагровело.
– Ты... да ты... да я тебя...
–
– Заковать его в цепи! – последовал строгий приказ.
И вскоре меня, уже в оковах, ввели в комнату на верхнем этаже здания. За столом сидел другой офицер, судя по мундиру гораздо старше по званию, чем тот жалкий, презренный пес, которого я оскорбил. По крайней мере, этот был похож на мужчину, вполне способного за оскорбительные слова в адрес своей жены или дочери отрезать мне яйца и забить их мне в глотку. Молодой офицер что-то шепотом доложил ему на ухо.
– Снимите с него кандалы и оставьте нас, – приказал старший командир людям, которые привели меня.
Когда мы остались с глазу на глаз, он смерил меня мрачным взглядом и заявил:
– Я немедленно поставлю вас перед расстрельным взводом за оскорбление лейтенанта.
Я усмехнулся.
– Это баба, а не лейтенант.
– Это мой сын.
– Santo mierda! Прошу прощения, сеньор генерал. – Звания его я не знал, но разумно полагал, что на «генерала» офицер вряд ли обидится. – Видите ли, когда человека ложно обвиняют в преступлениях, это повергает его в справедливое негодование. Лично я порой могу невоздержанно сорвать свой гнев на том, кто первым подвернется под руку. К сожалению, когда дверь открылась, за ней оказался ваш сын, вне всякого сомнения весьма достойный молодой человек.
– И в каких именно преступлениях вас ложно обвинили?
– Я не шпион!
– А почему вы решили, что вас считают шпионом?
– Ну... я... я...
– Похоже, вы были готовы защищаться против такого обвинения как раз потому, что оно вполне справедливо. Не так ли обстоит дело, сеньор Гали?
Мысли бешено метались в моей голове, однако ничего стоящего на ум не приходило. Я попытался неуклюже солгать:
– Ну как же, прошлой ночью один из солдат назвал меня шпионом.
– Это невозможно: они не знали, почему мы арестовали вас. Вы говорите неправду, сеньор Гали.
– S'i, я лгу.
Я наклонился вперед и положил руки на стол. Задурить голову этому человеку невозможно, стало быть, придется сообщить ему правду... по крайней мере, часть ее.
– Я действительно восхищался Францией, был, как это называют, afrancesado. Сеньор генерал, я искренне полагал, что некоторые законы и обычаи в Испании ограничивают свободу слова – даже свободу мысли, – и в этом отношении мои убеждения не изменились. Но вот что касается французов, я теперь возненавидел их всей душой! Клянусь!
Я ударил кулаком по столу.
– Когда жители Мадрида восстали и сразились с захватчиками голыми руками, кто после этого мог бы остаться на стороне французов? В первую очередь я патриот Испании. Дайте мне шпагу, сеньор, и вы увидите, как французская кровь хлынет в сточные канавы.
Он вперил в меня взгляд и поджал губы.
– В донесении, полученном от вице-короля Новой Испании, приводятся имена шпионов, которые составили заговор, чтобы передать Наполеону планы наших фортификационных сооружений.