Ярость ацтека
Шрифт:
КАДИС
56
Кадис, 1809 год
Когда мы уже находились в Кадисском заливе, в двух днях пути от великого портового города, проплывавший мимо корабль сбросил для нас непотопляемый пакет, который наш капитан выловил из моря. В нем находились газеты и памфлеты, сообщавшие о войне в Испании. Капитан и команда уже знали, что происходит у них на родине (да и мне самому за время путешествия довелось стать свидетелем множества разговоров и дискуссий на эту тему), однако, как выяснилось, ситуация обострялась с каждым днем.
Поскольку Мадрид оказался в руках французов, junta, управлявшая Испанией, находилась
Войска Наполеона яростно и упорно осаждали еще два города: Жерону, располагавшуюся на севере, близ французской границы, и Сарагосу на реке Эбро. Защитники отчаянно оборонялись, но на смену павшим солдатам из-за Пиренеев слали все новых и новых, и лучшая в мире артиллерия методично разрушала оба этих прекрасных города.
– !Аy de m'i! – пробормотал я себе под нос: похоже, я, благополучно выскользнув из одного осиного гнезда, влез в другое.
Испанцы отчаянно сражались с иноземными захватчиками, которые, судя по всему, брали верх. Почти вся страна оказалась в руках французов. Сам Наполеон повел в Испанию огромную армию, чтобы восстановить на троне своего брата Жозефа, после того как испанцы выгнали его с полуострова обратно во Францию.
Лично мне было все равно, кто будет сидеть здесь на троне, хоть сам дьявол. Я ничем не был обязан испанцам, кроме несчастий, и не возражал против французов. Я просто не хотел, чтобы война затронула меня, и опасался разоблачения: ведь я выдавал себя за Карлоса, а тот был, как вам известно, шпионом Наполеона. Вполне может оказаться, что местные власти уже обо всем пронюхали, и тогда на берегу меня встретит палач.
Если верить газетным статьям, выказывать любую, даже самую невинную симпатию захватчикам, скажем, одеваться по французской моде, было сейчас в Испании смертельно опасно. После событий Второго мая, когда французы устроили бойню в Мадриде, испанские патриоты по всей стране принялись расправляться с изменниками и вражескими прихлебателями.
Капитан корабля рассказал мне, что простые граждане Кадиса, после того как городские нотабли отказались действовать, взяли власть в свои руки.
– Именно народ, а не богатеи и знать поднялись на защиту родины. Люди потребовали, чтобы генерал-капитан города, маркиз дель Сокорро, открыто выступил на стороне Фердинанда, а когда тот отказался, велев солдатам разогнать толпу, захватили арсенал, вернулись к дому маркиза с оружием, казнили его как изменника, а покончив с ним, навели пушки на особняки богачей, что тянутся вдоль улицы Калета. Правда, священникам удалось уговорить повстанцев пощадить именитых горожан, но с той поры жители Кадиса стали примером для всех борцов за независимость.
Капитан поведал мне, что простой народ захватил власть по всей стране: в Сарагосе, Севилье, Кордове, Леоне, Картахене, Бадахосе, Гранаде, Ла-Корунье, на Майорке. В Валенсии люди вышли на улицы и столпились перед городской ратушей, требуя, чтобы отцы города присягнули на верность Фердинанду и публично отреклись от узурпатора Жозефа. Однако те решительно отказались, не желая пойти на поводу у простого народа: им казалось, что это хуже, чем подчиниться французам. Но они просчитались: возмущенные таким предательством граждане принялись сотнями убивать всех, кого подозревали в связях с французами.
– В городе Эль-Ферроль, – повествовал капитан, – где расположены крупная военно-морская база и арсенал, дошло до того, что кучка возмущенных женщин захватила в плен губернатора и раздала оружие народу.
Матерь Божия! Бабы с мушкетами! Куда катится мир?
– Junta издала специальный декрет, официально узаконив нападение на французов так называемых «сухопутных
Каперами назывались корабли, принадлежавшие частным лицам, но получившие от своих правительств право вооружиться и во время войны нападать на суда противника, захватывая военную добычу – трофеи, хотя те, кто подвергался их нападениям, никакой разницы между ними и обычными морскими разбойниками не видели. По сути, junta легализовала право нападать на французов и присваивать в качестве трофеев все, что удалось у них отнять, но ведь, с другой стороны, имевшееся у них добро захватчики отнюдь не привезли с собой из Франции, а награбили сами, разоряя испанские города и селения.
Капитан вернулся к своим обязанностям, а я остался у поручня, продолжая читать газету. В декрете утверждалось, что фактическое узаконивание любых форм насилия со стороны «сухопутных пиратов» оправдано тем, что французские солдаты врывались в дома испанцев, «насиловали их матерей, сестер и дочерей, подвергая несчастных жестокому поруганию на глазах у искалеченных ими же отцов, братьев и мужей...». Далее описывалось, как французские солдаты насаживали на штыки испанских детей и с торжеством демонстрировали их, называя «военными трофеями». Они грабили монастыри (как мужские, так и женские), монахинь насиловали, а монахов убивали.
Dios m'io.
– А вам известно, как он платит своим солдатам? – произнес голос рядом со мной.
– Простите, сеньор, что вы сказали? – Я обернулся и увидел одного из своих спутников, купца, возвращавшегося из поездки на Карибские острова.
– Наполеон награждает своих генералов и солдат награбленным добром, – заявил мой собеседник. – Все они, от генералов до рядовых, хватают все, что только могут заграбастать, потому что именно это и есть их жалованье. Но, – тут он поднял палец, – как раз это в конце концов французов и погубит... Вы когда-нибудь пробовали целиться из мушкета или бежать к укрытию, под завязку нагрузившись награбленным добром?
Мой попутчик ухмыльнулся.
– Мы перебьем их всех: сперва французских захватчиков, а когда расправимся с последним из солдат Наполеона, доберемся до их пособников, гнусных предателей, и перережем глотки и этим негодяям.
Услышав последнее заявление, я невольно поднес руку к горлу.
* * *
Когда корабль пристал в Кадисе, на борт поднялись таможенники, которые тут же принялись перетряхивать мой скудный багаж; впрочем, точно так же они поступили и со всеми остальными пассажирами. Меня подмывало назваться каким-нибудь другим, вымышленным именем, но неподалеку стоял корабельный офицер, знавший меня как Карлоса Гали, так что делать было нечего. Внутренне я уже приготовился к тому, что меня закуют в цепи, однако чиновник лишь записал мое имя и ничего не сказал.
Положение мое было двойственным. Я благополучно прибыл в Испанию и сошел с корабля свободным человеком, но при этом попал в незнакомый город в самый разгар войны. И теперь единственной моей задачей было остаться в живых и не угодить в руки властей.
* * *
Некоторое время я гулял по улицам, присматриваясь. Кадис производил хорошее впечатление: город большой, хоть и поменьше Мехико, почти со всех сторон окруженный водой, с множеством весьма симпатичных зданий. Я увидел высокую сторожевую башню и массу белых строений в мавританском стиле, напоминавших о том, что здесь много веков подряд властвовали мусульмане. На корабле мне рассказали, что Кадис, один из старейших городов Европы, был основан финикийцами почти за сто лет до Рождества Христова, после чего им по очереди владели карфагеняне, римляне, мавры и испанцы. В свое время он заменил Севилью, став главным испанским портом, через который осуществлялась торговля с колониями, но обретенное богатство тут же привлекло к Кадису внимание пиратов и англичан, а теперь к ним присоединились еще и французы.