Ярость Антитела
Шрифт:
— Я видел лифт перед этой… станцией метрополитена!
— Главное, — идя впереди с автоматом в руках, бормотал Макаров, — чтобы этот лифт не вел в тренажерный зал или столовую для личного состава…
Через несколько минут, ни разу не нажав на спусковой крючок, они добрались до того места, где произошла стычка с отъезжающими в вагоне Гламуром и его людьми. Напоминанием о ней были только две лужи крови и клок, оторванный от белого халата.
Несмотря на то что над дверями горело число «32» как указатель местонахождения кабины, лифт прогудел и остановился, распахнув перед ними двери, через шесть или семь секунд.
Они вошли. Макаров придержал голову не перестающей рыдать и выкрикивать бессвязные слова девушки, чтобы Левша впопыхах не задел ею дверь.
— Она здорова? — глядя на Риту, тревожно просипел Левша.
— Я что, врач? — Макаров многозначительно ухмыльнулся и подкинул на плече тяжелую сумку. — Пусть только теперь Донован скажет, что бессилен…
Лифт загудел, когда Макаров нажал на кнопку «48».
— Все думаю: на чью голову на Уолл-стрит упало кресло, которое я выбросил из окна…
— Что? — не понял Макаров.
— Да нет, ничего. Все настолько глупо, что объяснять — еще глупее.
Раздался короткий звонок.
Макаров с поднятым автоматом вышел из лифта.
— Здесь — никого.
Они шли по коридору, и Левша думал, что предпринять, чтобы заставить голосящую девушку хоть на минуту замолчать. Ее плач устремлялся эхом по всему коридору и метался под потолком.
— Макаров, остановимся на минуту…
Опустив Риту, он непослушной рукой показал на сумку.
— Я там пластырь видел…
— Самое время! Что, ты наступил на скрепку для бумаг?!
— Мне рот ей закрыть нужно!
Через минуту пластырь был найден. И Левша мотал обезумевшей от ужаса Рите руки, приговаривая, как идиот:
— Надо, надо…
Она смотрела на него огромными глазами, кричала. Но больше коридор ее криками взволнован не был — рот девушки был закрыт широкой белой полосой.
— Опять, опять коридоры… — простонал Макаров, двигаясь вдоль стены и держа автомат так, чтобы можно было в любой момент выстрелить. Он то уходил вперед, то возвращался, чтобы проверить пространство за спиной Левши.
Неожиданно он остановился.
— Левша?..
— Что?! — раздраженно прошептал тот, чувствуя, что силы его на исходе.
— Посмотри…
Левша вгляделся в полумрак коридора. На стене, в метре от пола, рядом с уходящей наверх лестницей, он увидел черное пятно.
— И что?
Вместо ответа Макаров встал на колени и, к удивлению Левши, стал ползать по ступеням, ощупывая руками каждый дюйм их поверхности.
— Ты что, спятил, брат? Нас сейчас прикончат, а он качество сварки проверяет!
— Есть! — И Макаров разогнулся.
Левша заметил сначала блеск в его глазах и только потом увидел предмет, зажатый меж его пальцев.
— Что это?
— Фарфоровая коронка, триста евро. Если не соврал, конечно. Мне в Калининграде поставили за двести пятьдесят.
— То в Калининграде, а то — в Париже!
Это был зуб, который Левша выплюнул, когда Гламур и его люди спускали пленников в бункер.
— Это выход, старик…
Через три минуты трава на поляне пришла в движение. В отсутствие ветра она вдруг шевельнулась и стала ложиться. Дерн сместился и начал подниматься. А еще через мгновение показалась голова Макарова.
— Быстрее, подай ее сюда…
Обессиленная Рита молчала. В полумраке наступающей ночи было видно, как губы ее под пластырем шевелятся, но это было больше похоже на рефлекс, чем на осознанное действие. Глаза ее были закрыты.
— Спеклась девочка, — констатировал Левша. — Ее бы в клинику Донована сейчас…
Они уходили от люка, находясь в ожидании. Макарову казалось, что вот-вот люк снова распахнется и из него полезут, как дрожжи, головорезы Гламура…
Только через полчаса, когда стало ясно, что их след потерян, Макаров успокоился и опустил автомат. Сумерки надвигались на джунгли. В пылу погони они совсем забыли о другой опасности.
Подняв сухой сук, Макаров оторвал штанину от брюк и, поставив сумку на землю, нащупал в ней стеклянную емкость. Спирт быстро впитался в ткань, и когда в воздухе отчетливо запахло спиртом, Макаров чиркнул колесиком зажигалки.
Факел вспыхнул. Осталось найти ветки. Ночь сама определила место привала.
Не отходя от лежащего в траве автомата, Макаров несколькими движениями подтянул к огню пят?к веток поваленного ветром сухостоя. Старания его не прошли даром. Через минуту свет разбежался, разбавив тьму и проявив цвета…
— Макаров, — дымя сигаретой, проговорил Левша, — метров через триста тропа начинается.
— Думаешь, выйдут на нас с другой стороны?
— На этой тропе мы встретили тварей.
— У нас есть огонь, — выдохнул Макаров.
— А у них есть ночь… Между прочим, мы в ловушке, старик. Сзади — Гламур, впереди — твари. И никто не знает, когда забрезжит рассвет…
— Ничего, прорвемся, — не слишком уверенно возразил Макаров.
— Самое скверное, старик, что теперь, пока не рассветет, мы и шагу не можем сделать.
Макаров, щурясь, смотрел на огонь.
— Почему не можем?.. — Выбрав ветки потолще и пожарче, он закинул автомат на плечо и кивнул в темноту. — Пойдем, Левша. Нам нельзя здесь…
Он был прав, но как же не хотелось Левше сейчас брать на руки девушку, лишая себя возможности защищаться, и идти за Макаровым, оглядываясь за спину. Сколько они так пройдут?
Наткнувшись на этот вопрос, Левша успокоился. Потому что куда более устрашающе выглядел вопрос: а лучше ли сидеть в трехстах метрах от люка при костре?